323–326-е сутки (2 августа–5 сентября 1 года). Пещера — река в пещере
Своеобразные длинные каменные пляжи, у которых хватало места причалить всем плотам, попадались достаточно часто. Несмотря на то, что хотелось быстрее добраться хоть до чего-то нового, однажды мы всё же совершили остановку — пропитаться исключительно дарами реки было бы трудно — в пещере она стала беднее, чем под солнцем. Основу нашего меню по-прежнему (как и во время эпидемии) составляла рыба, но к ней добавились насекомые и прочие мелкие животные, а также многочисленные грибы. Нам очень не хватало привычных ягод и фруктов, кореньев, зелени и прочей растительной пищи. Несмотря на то, что ели в достаточном объёме, и по энергетической ценности вроде бы немало, я постоянно чувствовала голод — не тот, который повергает во власть жора, но тоже очень неприятный. Тянуло на то, что обычно выбрасывалось: рыбьи потроха и их содержимое, жабры, землю и угли из кострища, подгнившую древесину, а иногда даже помет пещерных насекомых. Некоторые неприятные запахи теперь привлекали, а не отталкивали и, посоветовавшись с врачами, я решила уступить требованиям организма — естественно, предварительно убедившись, что не отравлюсь. Нередко, устроившись на краю плота, собирала с его подводной части прилепившихся моллюсков и какую-то слизь — сейчас не только первое, но и второе казалось лакомством.
Удивительно, но все пещеры без исключения состояли из одной и той же породы. Причём она присутствовала только в виде камня, а то и вовсе монолитной скалы. Мы ни разу не встретили даже песка — только камни, валуны, реже гальку или гравий (в качестве последнего — исключительно «капли», оставшиеся после работы камнегрызов). Здесь не было разнообразия почв, да и самой почвы не видно. Странно, как при таких условиях в пещерах умудряется существовать жизнь, да ещё в большом количестве.
В отличие от почвы, с водой проблем не возникало, даже наоборот — труднее найти сухой участок поверхности, чем мокрый. Почти вся поверхность камня как будто покрыта тонкой плёнкой воды — она не течёт, но блестит в свете компьютера и оставляет влажный след на руке. Ещё одна странность, особенно учитывая, что основная порода не пористая, а плотная и гладкая.
Из-за высокой влажности в некоторых местах стены, пол и даже потолок обильно поросли низшими грибами. От них в пещере витал характерный запах, но больше вызывало опасения то, что плесневелые участки очень скользкие и по ним сложно передвигаться (особенно — быстро). Зато рядом с такими местами водилось больше членистоногих (судя по всему, питающихся грибами) и небольших мохнатых насекомоядных зверьков. И те, и другие помогали людям хоть как-то разнообразить рацион.
Землетрясения происходили настолько часто, что люди к ним почти привыкли. Невозможно постоянно бояться, а когда камень под ногами трясёт порой по дюжине раз в сутки, невольно начнёшь относиться к этому как к норме жизни. Тем более, что никто ни разу не видел, чтобы от землетрясений падали камни или разрушались пещеры: хотя порой свод чуть колыхался, но даже трещин не появилось.
— Это всё очень странно, — заметила Вера, после очередного толчка.
— И чем-то напоминает свойства тех камней, которые мы пытались расколоть, — добавил Маркус.
— А ведь и правда, — оживилась геолог. — Но тут эти свойства проявляются гораздо сильнее — иначе бы мы видели грубые сколы и углы. Пока есть время, проверю кое-что.
Сравнение показало, что плотность между теми камнями, которые собрали в джунглях, и пещерными практически не различается, но последние обладают ещё большей пластичностью, а также высокой смачиваемостью.
— Всё-таки другие, — огорчилась Вера. — Хотя очень похожи. Слишком сильно для простого совпадения. Но другие.
— Может, и так. У меня есть одна версия. Что, если эти камни, — физик подкинул на руке экземпляр из костра, — просто более старые. Образовались очень давно и поэтому потеряли часть своих свойств.
— Думаешь, это продукт жизнедеятельности камнегрызов? — скептически потянула я.
— Сомневаюсь. Но вполне возможно, что минерал образовался с их участием. И ещё, если я прав, то теперь мы можем предположить, что конкретно вызывает старение и разрушение этого минерала.
— Да, — согласился Илья. — Но какой конкретно из факторов или целая их совокупность?
— Свет и отсутствие камнегрызов? — предположила я, мысленно сравнив окружающую среду в пещерах и снаружи.
— Не просто свет, но и солнечная радиация. А ещё — ветер и перепады температур, — добавил Маркус.