Сердце щемило от жалости и отнюдь не только к полумертвой жертве. Ведь раньше, в нашу первую встречу, они были людьми. И что главное — изменился не только внешний облик — они лишились своих личностей. По крайней мере, не думаю, что Дмитрий мог опуститься до такого. Иначе что мешало ему показать свои наклонности тогда, при общении со мной? Да, на нас нашло сексуальное помутнение, если так можно выразиться, но, во-первых, оно охватило обоих, а во-вторых, после того, как к нему вернулся разум, он раскаивался не меньше меня. А что, если они тоже подвержены «жору»? Но почему изменился внешний облик? На всякий случай я осмотрела себя. Вроде никаких патологических признаков… Мне вспомнились слова Дмитрия, что он тоже заметил в себе какие-то изменения. Однако про «жор» не говорил. Значит такое перерождение начинается иначе… И, возможно, оно не характерно для моего вида. По крайней мере, надеюсь на это.
Он предчувствовал тогда свою судьбу. «Не дар, а проклятье»… Как точно сказано. Я подозревала, что его вид — наследники. А они жертвы ничуть не меньше, чем подобные мне. Я вытерла скупые слезы — с такой жизнью скоро совсем разучусь плакать — и отправилась в путь, чтобы удалиться как можно больше от злополучного лагеря до темноты.
25 – 29 сутки.
Верхний ярус джунглей.
Ночью, несмотря на теплое гнездо, я сильно замерзла. Поправив его в третий раз, я еле двигалась от навалившейся слабости. Только заболеть не хватало. А что, если поведение и внешний облик обусловлены какой-то заразой и, пока я за ними следила, подхватила то же самое? К и без того быстро ухудшающемуся состоянию прибавился ужас. Да лучше сдохнуть, чем стать такой!
В горле пересохло, я слизывала дождевые капли с листьев гнезда. К утру слабость усилилась и к тому же заболела голова. Меня бросало в жар, а уже через несколько минут снова бил озноб. Дышать становилось все сложнее, грудь будто сдавили железным обручем, но кашля не появилось. Минуты казались часами, часы — сутками. Из гнезда я не вылазила, остатками благоразумия понимая, что в таком состоянии однозначно сорвусь. Так и лежала, то с тоской умоляя дождь прекратиться, то, когда наступал период жара — благословляя его прохладные струи. День закончился и начался следующий, а потом еще один. Только к вечеру мне полегчало настолько, что я смогла кое-как поправить почти развалившееся гнездо и, главное, заснуть.
Проснувшись под властью «жора», добралась до ближайших фруктов и, проглотив порядочное количество, провалилась в забытье на первой же приемлемой ветке. Так я и провела двое следующих суток — питаясь и спя. Наконец, достаточно оправившись, принялась внимательно осматривать кожу и вообще себя, в страхе найти что-то похожее на разрастание. К моему огромному облегчению, ничего подобного не наблюдалось, но на всякий случай я следила за своим телом еще около недели, прежде чем окончательно успокоилась.
32 сутки.
Джунгли — лесное болото — джунгли.
Несмотря на странные изменения, произошедшие с Дмитрием и компанией и, судя по всему, не слишком миролюбивую обстановку на земле, я не прекратила попытки обследовать лес под кронами. На землю, точнее на влажный красный мох, спускалась редко, предпочитая передвигаться на небольшой, двадцати-тридцати метровой высоте. На тридцать второй день моего пребывания в этом мире забрела в болото, похоже то самое, в котором очнулась в самом начале или очень похожее на него. Но это событие не стоило бы столь пристального внимания, если не случайная находка.
Заметив что-то странное, блестящее среди воздушных корней одного из болотных деревьев, спустилась пониже, а потом, убедившись, что опасности нет, и вовсе приблизилась. Из мутной воды торчали обломки какой-то техники. Причем выяснилось, что большая часть приборов скрывалась под водой, в общей сложности достигая объема двух легковых автомобилей. Но что здесь случилось? Я задумчиво повертела в руках обломок металла с множеством микросхем. Как будто танк прошелся — металл искорежен, внутреннее содержимое вырвано и измельчено на кусочки меньше моего кулака. Попытавшись разломать кусочек, я убедилась, что, даже прилагая все силы, могу лишь немного согнуть тонкую стенку, но как только нажим прекращается, она возвращается к прежней форме. Какую же силу необходимо затратить, чтобы буквально разорвать металл в клочки? При этом необходимо учитывать, что сила применялась направленно, потому что корни дерева не покорежены. Или разрушали ее в другом месте. Но тогда какой смысл в перетаскивании горы хлама в болото или именно сюда?
Копаясь в технике, я безуспешно пыталась найти хоть один целый приборчик. Через некоторое время что-то привлекло мое внимание, но, не успев осознать что, я утопила обломок в болоте. Подумав, полезла за ним и, вытащив, тщательно осмотрела. Так. На металле четко обозначились следы чьих-то зубов. Зачем-то приложив деталь к собственной челюсти, убедилась, что для меня отпечаток великоват. Достаточно сильно, хотя и не на порядок. Еще раз осмотрев обломок, оторвала ближайший отслаивающийся кусок коры и вонзила в него зубы. Потом сравнила получившиеся слепки. Зачем я это делала? Возможно, таким образом проявились подсознательные подозрения или даже предчувствия. В любом случае эксперимент показал положительный результат — во всем, кроме размера, отпечатки оказались почти идентичны. Я еще раз осмотрела слепки, изучая все бугорки и ямки и мучительно припоминая занятия по анатомии млекопитающих. Судя по размерам моей челюсти и его, агрессивный представитель моего вида в несколько раз крупнее меня. И у него обломан правый верхний клык. Кстати, насчет клыков — почему я раньше не замечала, что они длиннее человеческих? Наверное, потому, что они совсем не мешались и не привлекали к себе внимания. Прекрасно. Теперь знаю. И что?
Почесав в голове и выудив оттуда какую-то колючку, я тяжело вздохнула. Хотелось бы понять, откуда такая агрессивность именно к технике? Инстинкт? Я тщательно изучила собственное имущество и прислушалась к ощущениям. Никакого негатива. Или это потому, что, памятуя о многочисленных болячках, аллергических реакциях и прочих «радостей» жизни я заказала безвредные вещи, обговаривая этот параметр для каждой из них в отдельности? Кто знает. Но если отвоевывание техники еще можно списать на приступ жадности, то ее разрушение вызвало что-то совершенно другое. А зубы наверняка об металл обломались. Я бы точно все зубы потеряла, если бы попыталась разгрызть даже железо, а не представленный бесформенной грудой твердый сплав и такой же по крепости пластик. А ведь здесь все погрызено. Погрызено, покорежено и разорвано. Уничтожено. Но с какой целью, или по какой причине? На этот вопрос я не смогла найти ответа. Зато стала понятна причина пустой компьютерной сети. Если нет компьютеров, то чего вообще ожидать? Войдя в сеть, я грустно посмотрела на пустой экран. Протерла глаза и снова посмотрела. Вышла из сети, выбросила погрызенный обломок и, забравшись на безопасную высоту, вновь наладила соединение. Интернет жил, пестря многочисленными точками связи.
Смоделировав новую точку, то есть сделав вид, что я в сети, приступила к ознакомлению. И на первом же открытом сайте — когда только успели — обнаружила программу типа ICQ, которую предлагали скачать и установить, причем совершенно бесплатно! От смеха я чуть не упала с ветки: интересно, а как бы они плату собирали? Скачала программу, и тут же моя система безопасности предложила деактивировать несколько обнаруженных лазеек, в том числе две «для удаленного администрирования». Я расстроилась, ожидая, что после таких изменений программа откажется работать, но то ли они не входили в ее основное тело, то ли защитные программы, установленные на моем компьютере, могли обезопасить инородные программы, не лишая их работоспособности. Вместо номера в аське использовался ник и я, недолго думая, вошла под «Котом». Ну что поделаешь, нравятся мне эти животные, а свой пол в Интернете я еще на Земле обычно скрывала. Не успела я решить, каким образом начинать разговор, а главное стоит ли вообще вступать в контакт, как мне пришло сообщение: