— Ты говорила, что любишь горькую правду? — усмехнулся Росс. — Я не уверен, что, узнав о происшествии, тебя не выгонят. А ты не человек. Мне интересно изучить тебя и твое поведение. Понять, кто ты на самом деле. Где еще я найду такой уникальный экземпляр?
Зеленокожий ушел, а я села ужинать. На правду не стоит обижаться, даже если это горькая правда. Но следовать этому правилу получается отнюдь не всегда. Я сидела и смотрела на полет редких капель утихающего дождя. Потом, когда дождь припустил с новой силой, перебралась к ученым. Чем я хуже, в конце концов? Они будут изучать меня, а я — их. Все честно.
С другой стороны большого плота внезапно оживились, заметив что-то в воде, и в шесть рук втащили это что-то на борт. Находка оказалась ничем иным, как разумным существом мужского пола, скорее всего, упавшим с соседнего, удаленного всего на дюжину метров плота. От укусов пираний по коже мужчины тонкими струйками бежала кровь, живот раздулся до огромного размера, но больше всего меня поразило лицо: осунувшееся с землисто-зеленого цвета кожей, и желтыми белками закатанных глаз. Лицо уже не живого человека.
— Обратно в воду его, — настаивал Свинтус. — Не видите, он и так умирает, заразит еще, — он попытался вернуть жертву реке, но зеленокожий грубо оттолкнул лидера и наклонился над бессознательным телом, внимательно исследуя и ощупывая живот.
— Ты что, не понимаешь, — прошипел Росс, сверкая желтыми глазами. — Это же такая возможность! По признакам похоже на сильно запущенную обтурационную непроходимость, я уже оперировал то же самое у другого человека еще в лесу. Тот, правда, не выжил, хотя кровеостанавливающие и антисептики тогда еще были, а сейчас их нет, но сама возможность… Мы ведь собирались двигать науку, нет? Я сказал, что буду его оперировать, значит так и сделаю. Все равно он полумертвый, а такой опыт бесценен!
— Негуманно ставить опыты на людях, — одобрительным тоном, совершенно не вязавшимся со смыслом фразы, заметил Илья, с интересом прислушивающийся к разговору. — Хоть у пациента спроси разрешения, что ли.
— Да какое разрешение, нет никакой необходимости спрашивать, — зеленокожий глядел на больного, как раньше на мой живот.
— Все, хватит маяться дурью, выбросите эту гадость, я здесь лидер, в конце концов, или нет? — возмутился Свинтус. Но, похоже, что большинство ученых негласно поддерживали Росса. Он у них что, серый кардинал? Или просто Свинтус сдает свои позиции? Под руководством зеленокожего мужчину перенесли на быстро освобожденный математиком столик, и Росс лично накрепко привязал лозой его руки и ноги, почти лишив возможности сопротивляться.
— Вы что спятили? — испугалась очнувшаяся жертва. — Отпустите меня немедленно, — мужчина задергался, пытаясь освободиться, а потом начал звать на помощь. Зеленокожий ласково, как любящая мать, погладил мужчину по голове и успокаивающе произнес:
— Не бойся, я врач, все будет хорошо, — и, воспользовавшись его секундным замешательством, поспешно вставил в рот жертвы самодельный кляп из красного мха. — Наркоза у нас, кстати, тоже нет, а без него этот несдержанный всю округу криками переполошит, — пояснил он нам, удалившись к своей лежанке и доставая скальпель и изогнутую хирургическую иглу. — Кипятите воду, и побольше, Пантера — прокали мои орудия труда, Надя — готовь больного к операции, — Росс замолчал и задумался, тщательно моя руки в реке, а потом просушивая их над костром. — Черт, ни тампонов, ни зажимов, как вообще в таких условиях можно оперировать? — Свинтус радостно вскинулся, но его предложение просто избавиться от умирающего никто не поддержал, поэтому он разочарованно вернулся к остальным наблюдателям. — Нитки хоть какой ни у кого нет?
— У меня есть кое-что, — я достала моток самодельной волосяной лески.
— Можно попробовать прокипятить и отжать мох, — предложила Надя, очищая кожу на животе мужчины. — Вместо тампонов использовать, — Росс с энтузиазмом кивнул, а Илья сразу принялся нащипывать из постелей помягче и почище. Примерно через полчаса все приготовления завершились, и зеленокожий приступил к выполнению своего кровавого замысла. В первые минуты большинство ученых заинтересованно смотрело, но потом поспешило покинуть поле действия и перебраться на противоположенный конец плота, остались помогать только мы с Надей и, как ни странно, Игорь.
— Может, его по голове стукнуть, — участливо предложил последний, всем весом наваливаясь на ноги пациента, чтоб тот не дергался.
— Может, тебя? — огрызнулся Росс, быстро расширяя надрез, через который пытался вылезти деформированный, надутый как пузырь кишечник. — Чтобы глупые предложения не подавал, — математик засопел, но тут же забыл об обиде, поскольку ему пришлось приложить все силы, чтобы удержать судорожно забившегося мужчину. Пару минут операцию продолжать не представлялось возможным, мы вчетвером просто навалились на пациента, от резких движений которого края надреза медленно расползались рваными ранами. Наконец, он дернулся еще раз и затих. Отпустив обмякшую руку, Надя положила пальцы на шею мужчине и напряженно прислушалась, в то время, как зеленокожий вернулся к рваному разрезу, еще немного расширил его и осторожно извлек наиболее деформированную часть пищеварительной трубки, которая заканчивалась крупным уплотнением, следующая за ним часть выглядела гораздо лучше, хотя несколько спавшийся. На стыке двух зон ткани приобрели нездоровый серовато –фиолетовый оттенок.
— Кровь, уберите же кровь, я ничего не вижу, — поторопил зеленокожий.
— Он умер? — взволнованно спросил бледный Игорь, держа наготове большой пук мха, пока я промокала брюшную полость.
— Если умер, то так ему и надо, — зло бросил Росс.
Уродливые пузыри, в которые превратился кишечник, сильно мешали. Теперь, когда значительная доля пищеварительной трубки оказалась снаружи, стало видно, что она настолько раздулась, что невольно возник вопрос: как вообще раньше это помещалось в брюшной полости? К тому же стерильного мха, конечно, не хватило, пришлось отжимать окровавленные ошметки и использовать снова и снова.
— Пульс есть, — почему-то шепотом ответила Надя. — Но все-таки в следующий раз в бессознательное состояние лучше отправлять до начала операции.
— Еще мха прокипяти, — велел Росс математику. — И воды. Да уберите же вы, наконец, кровь! — зеленокожий резким взмахом руки согнал мух с вынутых внутренностей. — Надя, принимай у Игоря воду и тампоны, сейчас будем в полость проникать.
Едва Росс сделал надрез на кишечнике, как оттуда с мерзким шипением полезло пузырящееся содержимое, облив как хирурга, так и ближайшие окрестности и распространяя тошнотворно-гнилостные ароматы. Болезнь оказалась очень запущенной, и в воздухе поселилась насыщенная вонь разлагающейся плоти, от которой перехватывало дыхание, и желудок захотел извергнуть все содержимое. Когда пузыри сдулись, мы с Надей принялись очищать брюшную полость от попавших на нее загрязнений, а зеленокожий извлек плотное образование из фекальных масс и густого переплетения беловатых волокон из кишечной трубки и принялся промывать ее внутри теплой кипяченой водой. Еще раз осмотрев кишечник, Росс приступил к укладке его в брюшную полость и зашиванию разреза кишечной стенки, тщательно, частыми стежками стягивал края разреза, не задевая серозного слоя и постоянно проверяя, не осталось ли малейшего отверстия.
— Резекция тут нужна, серьезная резекция, — бурчал он себе под нос. — Но я не могу так рисковать.
К этому времени и без того сумрачный день подошел к концу и сгущающаяся тьма начала сильно затруднять работу. Увидев, как Росс постоянно критикует освещение, независимо от того, с какой стороны Игорь держит чадящий факел, я предложила помочь с зашиванием внешнего разреза.
— И без тебя темно, невозможно рассмотреть, что делаешь, — раздраженно буркнул зеленокожий и погнал Игоря с источником света на другую сторону операционного стола.
— Я достаточно хорошо вижу в темноте, — негромко пояснила я, после чего, устало подняв на меня глаза, Росс кивнул и тут же начал раздавать указания.