— Давай веревку, — обратился он к негритянке. — А ты не бойся. Если то, что ты рассказала, правда, мы отпустим тебя, как только пришельцы уплывут. Но если нет, очень не хотелось бы, чтобы кто-нибудь рассказал им о нас.
— А я бы и не рассказала, очень надо! — недовольно проворчала я, коря себя за потерю осторожности. Ну что мне стоило промолчать?!
— Не думаю, что ты хочешь нам зла, — кивнула Темная. — Но тебя могли обмануть. Сколько ты с ними?
— Две недели, — я дернулась, когда Оборотень забрал мой нож и крепко сжала руку в кулак, когда попытался снять кольцо.
— Это просто гарантия, что ты не сбежишь, — пояснил он. — Как только мы убедимся, что ты говорила правду, или ты поймешь, что все не так радужно, как тебе кажется, я верну и нож и кольцо. Даю слово.
— Ага, а кто сказал, что твоим словам можно верить? — я чуть не расплакалась.
— Ну, как вариант, тебя можно просто убить, — пожал плечами гигант. — Мне бы этого не хотелось, но подвергать опасности своих друзей я не собираюсь.
Честно говоря, больше всего меня напугало то, что в интонациях мужчины не звучало угрозы, лишь простая констатация факта. Поэтому я больше не сопротивлялась. Хоть на том спасибо, что кулон они не стали снимать, видимо, посчитав украшением. Руки мне связали основательно, почти пальцами не пошевелишь, ноги — послабее, но тоже так просто не освободишь. Но не били и на мох уложили бережно, этого не отнять. Похоже, действительно не хотят причинить вреда. А что боятся… я бы на их месте, если честно, тоже боялась. Решив выждать, я не стала пытаться вырваться из веревок и шуметь.
— Надеемся на лучшее, а рассчитываем на худшее, — Темная принялась ходить туда-сюда, как до этого Оборотень. — Если люди уедут — хорошо, но если нет… Молчаливые и Марк знают?
— Молчаливые, те что рядом с цитаделью — да, насчет Марка не знаю, поговорить с ним — твоя задача. К счастью, вооружены новоприбывшие ничуть не лучше остальных, — Оборотень замолчал, женщина прекратила бессмысленную ходьбу и усевшись у костра, задумчиво подбросила в него ветку.
— Насколько я знаю лидеров цитадели, они не захотят уступать власть новоприбывшим, — сказала она через некоторое время. — Есть надежда, что начальство непрошеных гостей тоже не захочет делиться властью, и они перебьют друг друга, хотя бы частично.
— Меня больше беспокоит, что будет, если эти «лидеры» решат все-таки объединиться, — покачал головой гривастый.
— Меня тоже. Хотя, если власть не сменилась, у нас есть шанс, — Темная болезненно поморщилась, потерев ладонью лоб. — Ладно, я понимаю, что это необходимо. Завтра же схожу разведаю, что в цитадели происходит. Заодно, может, твои слова подтвердятся, — обратилась она ко мне. — С Марком у меня встреча только послезавтра, до этого времени я его не найду.
— Хорошо, — кивнул Оборотень. — Тогда я к нему отправлюсь, ради такого дела можно и рискнуть. Только нашу пленницу сначала домой отнесу.
Они пожелали друг другу удачи, после чего Оборотень поднял меня, как ребенка, на руки и отправился в лес, прихватив и снятое с меня имущество.
Ночь 98 – 99 сутки.
Где-то в окрестностях цитадели
Путь занял больше двух часов, в течение которых я несколько раз пробовала заговорить с пленителем. Однако его ответы звучали настолько сухо и односложно, что напрочь отбивали охоту продолжать попытки. Кроме того, с каждой минутой усиливался дискомфорт от веревок, которые затянули слишком туго, особенно на руках, из-за чего последние уже онемели. Поэтому, когда Оборотень, наконец, достиг цели своего пути, я облегченно вздохнула.
Домом мужчине служил шалаш, сложенный из веток и покрытый сверху толстым слоем опавших листьев и мха. Потолок нависал темной громадой, даже в самом высоком месте Оборотень мог стоять лишь на четвереньках, да и по прочим размерам строение, на мой взгляд, едва вместило бы вытянувшегося лежащего мужчину. Странно, а снаружи шалаш казался гораздо больше.
Поправив толстую подстилку из мха, Оборотень положил меня внутрь. Действительно тесно, если бы он еще и сам попытался забраться, мог бы, наверное, все строение порушить. Благо мужчина, похоже, и сам это прекрасно понимал.
— Развяжи меня, все равно куда я без вещей уйду, — попросила я, с трудом пошевелив онемевшими конечностями.
Он только усмехнулся.
— Нет, так посидишь, ничего с тобой не будет.
— Еще как будет! — обиженно возразила я. — Ты меня так скрутил, что руки отсохнут скоро. Хоть веревку ослабь.
— Нашла дурака, веревки тебе ослаблять, — оставив меня лежать, Оборотень отошел, скрывшись из моего поля зрения за стеной шалаша. Испугавшись, что он уйдет и бросит меня прямо так, я закричала:
— Стой! Я пить, есть, и в туалет хочу! — шебуршание снаружи стихло, мужчина недовольно заворчал, но вернулся, вытащил меня из шалаша, освободил ноги и отвел в кустики, после чего, не взирая на мои возражения, снова связал лодыжки.
— Пришибить бы тебя, проблем бы не создавала, — как-то тоскливо потянул Оборотень, кормя с рук каким-то корнеплодом. Дождавшись, пока я наемся, и напоив, потащил обратно в шалаш.
— Послушай, может, все-таки развяжешь, никуда я без кольца не сбегу, — взмолилась я, жалобно глядя ему в глаза. — У меня руки болят…
— Неа. Посидишь до вечера так, а там вернусь и посмотрим.
Так посидишь! Ага, здорово, учитывая что я уже рук почти совсем не чувствую, что с ними до вечера-то станет?
— Стой!
— Ну что еще? — раздраженно поинтересовался Оборотень, заглянув внутрь шалаша.
— Пока тебя не будет, кто-нибудь придет и меня съест. Ты же меня связанной оставил, беспомощной, — заметив, что последняя попытка разжалобить пленителя действия не возымела, я тяжело вздохнула. — Хоть вход бы закрыл, что-ли.
— Закрою, не бойся, — неожиданно заулыбался он. — Я тебе, конечно, ни вот на столечко не верю, — показал мне мужчина кончик ногтя. — Но чем черт ни шутит, вдруг ты правду сказала… и вдруг тебя не обманули.
Оборотень тщательно заложил вход в шалаш хворостом и, еще немного пошуршав снаружи, удалился. Подождав минут пятнадцать, я попыталась освободить связанные за спиной руки. Куда там! Затянуты веревки добросовестно, даже слишком. Повертевшись, попыталась перенести руки вперед, чтобы потом перегрызть веревку. Сначала через ноги, после неудачи попробовала повернуть их через голову: вроде в этом теле я гибче, чем в прошлом. Ну, еще немного… Резко заныло плечо. Не получается. Нет, надо ведь было этому уроду моральному додуматься замотать веревкой руки чуть ли не до локтя! Теперь их легче из суставов вывернуть, чем вперед перенести. Остановившись, чтобы перевести дух, я заметила, что во время активных попыток освободиться полностью сбила моховую подстилку. Да у него тут по бокам целый склад! Отдыхая от активной деятельности, я принялась разглядывать имущество Оборотня. Топоры, ведра, пилы, мешки какие-то… Понятно, почему он меня отпускать не хотел — боялся, что прибарахлюсь за его счет. А еще становится ясно, из-за чего внутри так мало места, еще бы, тут у него запас вещей на целую деревню.
Топоры! Наверняка они достаточно острые, чтобы веревку перерезать. Единственный минус — все в чехлах. Пододвинувшись спиной, я попыталась взять один, но смогла только беспомощно по-елозить по чему-то непослушными, потерявшими чувствительность руками. Перекатившись на живот, медленно встала на колени и, ухватившись зубами за край чехла, потянула на себя один из топоров. Сначала инструмент не хотел двигаться, застряв между других вещей, я потянула посильнее, и, выскользнув из общей массы, он больно ударил меня по подбородку, отчего челюсти разжались и железяка не преминула упасть на колено, к счастью, обухом.
— Урод моральный! — прошипела я сквозь зубы, сама не понимая, кого имея в виду: то ли топор, то ли Оборотня. Да, я бы может и могла согласиться с последним, что осторожность не повредит и верить кому попало не стоит, но мог бы уж так веревки не затягивать, глядишь, и я лежала бы смирно! А он связал так, что я рук могу лишиться. Воистину — моральный урод!