Выбрать главу

Война прервала его коммерческие устремления. В составе строительного батальона он строил дороги, мосты и переправы. Когда же вернулся к мирным делам, стала настойчиво сверлить мысль: как наверстать упущенное…

Как-то на завод в Красногорск, где в управлении капитального строительства работал Зеленцов, приехала комиссия для отбора специалистов на стройку родственного завода в Зауралье. Заработки были обещаны большие, и Зеленцов вызвался отправиться туда. Ему дали должность технолога в отделе материально-технического снабжения. Должность скромная, но возможности она открывала широкие. Строительство завода крайне нуждалось в лесоматериалах, занаряженная древесина поступала с перебоями. Руководство стройки приняло решение освоить свою лесосеку в верховьях реки Талызы, на берегу которой сооружался завод. Возглавить лесозаготовительный участок вызвался Зеленцов. Выбор на него пал не случайно. Место для организации лесосеки предложил он. Изредка шатаясь с ружьишком по прибрежным лесам, Зеленцов высмотрел его давно. В верховьях, около серых камней, Талыза делала крутой поворот, и в заводи скапливался лес, застревавший во время сплава. Вскоре стройка вздохнула свободно — древесина стала появляться в изрядном количестве. А то, что она была не столько заготовленной на лесосеке, сколько взятой из сплава, — это было известно только Зеленцову да его ближайшим помощникам.

Юрий Яковлевич потирал от удовольствия руки. В его коричневом чемодане, под нехитрым мужским имуществом, уже в несколько слоев лежали пачки ассигнаций.

А вскоре подвернулся случай самый удачливый, как сам оценил его Зеленцов. Приехал в Зауралье один его знакомый, работавший в главке. Именно он рекомендовал Юрию Яковлевичу податься сюда. Сидели в ресторане, выпили изрядно. Когда Зеленцов, рассчитываясь, стал тщательно шарить по карманам, демонстрируя скромность своих возможностей, его приятель с пьяной прямотой заметил:

— Не изображай бессребреника. Знаю тебя. Шайбы у тебя водятся. — И, наклонившись, доверительно прошептал: — Только цена им скоро будет иная. Да-с, дорогой мой, иная. Кто имеет много — будет иметь мало. — И, ухмыляясь, пошутил — «Не храните деньги в кубышке, храните на книжке».

По пути к дому Зеленцов кое-что выведал у не в меру болтливого командировочного. Хотя тот старался говорить намеками, Юрий Яковлевич уразумел многое. И весь следующий день потратил на встречи со своими знакомыми и дружками. Его деловую хватку знали и безбоязненно вручали накопленные суммы. Еще через день Зеленцов срочно отбыл в областной центр к врачам. С ним был тот же коричневый фибролитовый чемодан, но его содержимое изрядно пополнилось — он был почти доверху набит денежными купюрами. В областном центре они были сданы в разные сберегательные кассы. Приятели же и друзья получили одинаковые телеграммы: «Операцию делать отказались. Еду в Москву». Это означало, что пристроить взятые деньги в сберегательные кассы пока не удалось. А после объявления реформы все клиенты Зеленцова получили почтовые переводы с суммами в десять раз меньшими, чем ему вручали, то есть в точном соответствии с новым обменным курсом. На переводных бланках для всех был один текст: «Извини, браток, задуманное не удалось, делал все что мог. Шайбы возвращаю полностью. Зеленцов».

Конечно, далеко не все поверили в бескорыстие Зеленцова, но что можно было сделать? Тем более что Юрий Яковлевич счел благоразумным не возвращаться в Зауралье. Ссылаясь на внезапно обрушившуюся на него болезнь, он запросил со стройки свои документы в Москву, до востребования.

Эта «операция» дала Зеленцову довольно изрядный куш. «Пофартило, как бывает редко», — думал Зеленцов, нащупывая зашитые в подкладку пиджака три сберегательные книжки.

Он решил устроиться на жительство в столице. Это, однако, оказалось не так-то просто. В жилищных органах его выслушивали вежливо, но просьбе удивлялись:

— Но позвольте, вы же не москвич. И не работаете. О какой квартире может идти речь? Начинайте с трудоустройства.

— Больной я, понимаете… На Севере долго работал.

— Найдите посильное дело. Люди-то везде нужны.

Люди были действительно нужны каждому заводу, каждой стройке, каждому учреждению. Об этом пестрели афиши, взывали газеты, радио. Зеленцов, однако, не спешил. Он твердо решил найти такое место, где бы можно было преумножать накопления, а не проживать их. Пятьдесят тысяч… Хорошо, конечно. Но вот если бы сто… А сейчас что же? Обоснуюсь с жильем — и опять сумма уменьшится. Да, маловато, явно маловато.

Зеленцов устраивается экспедитором в транспортное управление междугородных перевозок. Это очень удобно — можно сочетать служебные поездки со своими делами.

Три года подряд он, скупая фрукты на юге, переправляет их на рынки Архангельска, Мурманска и других северных городов. Потом снабжает дефицитными строительными материалами дачников двух крупных промышленных центров. Не гнушается перепродажей ширпотреба, купленного в портовых городах, и даже торговлей вениками из сорго… При этом неукоснительно следует своему правилу — своевременно выйти из дела, сняв с него пенки. И когда те или иные контрольные органы начинали заниматься подозрительной группой и ее нечистыми делами, Юрий Яковлевич уже шуровал в другой сфере. Именно это и позволило ему долгое время безнаказанно обделывать свои делишки.

Вот только торговля перекупленными фруктами обернулась неприятностями. Один из его компаньонов, привезший в Архангельск яблоки, запутался в объяснениях с дирекцией рынка. Груз конфисковали. Зеленцова и его компаньонов привлекли за спекуляцию.

Следователь, занимавшийся делом, не верил искренним раскаяниям и сокрушенным стенаниям Юрия Яковлевича, требовал подробного рассказа «о прежних спекулятивных и прочих операциях». Но ни о чем таком Юрий Яковлевич рассказывать не собирался. Конкретных же фактов у следователя все-таки не было. Имущество подследственного оказалось мизерным, характеристику с места работы дали ему положительную, и молодой служитель закона скрепя сердце дознание по делу счел законченным, хотя и чувствовал, что до истины все же не добрался.

Зеленцова, учитывая его чистосердечные раскаяния и фронтовые заслуги, осудили к трем годам лишения свободы условно.

В транспортное управление возвращаться было невыгодно — понимал Зеленцов, что прежнего доверия уже не будет. Он устраивается в систему промкооперации, ведает ремонтно-строительными делами промкомбината. Через три года возникает дело «нейлонщиков». Удачно вынырнув из него, Зеленцов вновь возвращается на транспортную стезю. Должность подыскал поменьше, но зато возможности для посторонних вояжей значительно шире. Однако из дела «нейлонщиков» сделаны выводы. Юрий Яковлевич стал еще осторожнее, изворотливее, хитрее. Более аккуратно подбирал компаньонов, скрупулезно взвешивал каждую затевавшуюся «операцию». И вскоре взносы на счета в сберкассах, приостановившиеся было, стали возрастать вновь. Чтобы не вызвать подозрения у работников сберкасс, Зеленцов являлся туда чисто выбритым, надушенным, демонстрировал этакое пренебрежительное отношение к «презренному металлу». Внося очередной куш, давал понять, что трудится в «особых сферах». «Высоко летаем, дела наши государство оценивает щедро. Так что принимайте еще один взнос».

И все же опасение, что его крупные вклады могут кого-то заинтересовать, не проходило. И Зеленцов решил часть средств превратить в вещественные ценности. Свою двухкомнатную кооперативную квартиру он оснастил всем, что имело цену, — тяжелой старинной мебелью, коврами, целый набор дорогих инкрустированных ружей красовался в шкафу, полки в ореховом серванте гнулись от хрусталя. А под гардеробом, в переносном железном ящике, хранились золотые украшения, драгоценные камни. Назначения этих вещей Зеленцов даже не знал толком, куплены они были лишь потому, что стоили дорого.