«А этот здесь что? Этот добрый сосед? — перевёл он свой взгляд на Листовича. — Девица из бедных родственниц в него влюблена, это ясно. Но для княжны, кажется, не опасен: очень уж сладко улыбается и губы сердечком. По умному такие не годятся. А тот? Как его? Вадим, Вадим… Скверная рожа и в кармане шиш. Слыхал я что-то про него: артист, никем не оценённый и не признанный».
И он опять стал глядеть на княжну. Неясная тревога, почти разочарование болезненно задели его: он почти не узнал девушку. Под впечатлением музыки Вера побледнела ещё больше, крупные пухлые губы покраснели и распухли, как у плачущего ребёнка, а на лбу собрались морщинки. Такой, как теперь, она уже не была взрослой девушкой из умных, гордым врагом; она казалась девочкой, ребёнком… и ребёнком больным, огорчённым и беспомощным.
Пьеса кончилась.
— Я слушал с восторгом! Я упивался! — громко сказал Гарушин и подошёл к исполнителям. — Музыка моя страсть и, надо сказать, я понимаю в ней кое-что. Исполнение было прекрасно. Позвольте поблагодарить вас.
Он изогнулся с явным намерением поцеловать руку княжны Вера быстро спрятала руки за спину, и её глаза блеснули насмешкой.
— Благодарите Вадима Петровича, — смеясь, сказала она, — я только аккомпанировала ему.
— О, помилуйте! — воскликнул Маров, протягивая Гарушину обе руки.
Пётр Иванович взял протянутые ему руки и долго крепко тряс их без слов.
— Скверная рожа и не то шельма, не то дурак, — думал он, сохраняя на своём лице благодарное, умилённое выражение.
VI
— Купаться пойдёшь? — спрашивал Дима, стоя перед братом с полотенцем через плечо. — Пойдёшь, что ли, Андрюша?
Молодой князь полулежал на террасе в большом кожаном кресле и щурился от яркого света. Его прекрасные, тёмные глаза искрились под солнечными лучами и красивое лицо лениво улыбалось.
— Ну, пойдёшь, что ли? Говори же, Андрюша!
— Вот пристал! — добродушно буркнул князь Андрей и закрыл глаза.
— Ну, какой! — огорчённо продолжал мальчик. — Так пойдёмте с вами, Вадим Петрович. Вы хорошо плаваете? С вами мама меня пустит на тот берег.
Вадим Петрович сидел в тенистом углу и читал газету.
— Совсем не плаваю, мой милый, — живо ответил он. — И со мной мама не пустит.
— Ну, Андрюша! — плаксиво протянул мальчик и стал теребить брата за рукав.
— Вот пристал! — всё тем же добродушным тоном повторил князь и принял ещё более удобную и покойную позу.
— А зачем вчера флигель мыли и ты ключ себе взял? — задорно спросил Дима.
Андрей быстро поднял голову.
— А ты почём знаешь?
— Знаю! Я всё знаю!
— Ну, и молчи. Слышишь? Никому!..
— А ты скажи зачем?
— Если же ты проболтаешься, я скажу maman, что у тебя под тюфяком папиросы, и что я заплатил за тебя карточный долг.
— Вовсе не карточный! Это в прошлом году был карточный, а теперь я просто задолжал лихачу.
— Ну, всё равно. Поросёнок, а на лихачах ездит.
Дима некоторое время стоял молча.
— Андрюша! А ты всё-таки скажи, зачем флигель мыли? — опять спросил он.
— Тебя там пороть будут.
— Нет, серьёзно?
— Или ты отстань, или я… — вдруг грозно крикнул Андрей и приподнялся.
Дима отскочил и прыгнул через ступени на дорожку сада.
— Всё равно, я узнаю! — крикнул он, убегая к пруду.
— Холера, чума… — со вздохом заметил Вадим Петрович, перебирая газеты.
— Ну, что там! — равнодушно заметил Андрей и зевнул.
— Думаете ничего? А как вдруг возьмёт да и свалит.
— Кого?
— Вас. Меня.
— Ну-у! — лениво протянул князь.
— Я боюсь эпидемий. Какая-то нелепая, глупая, стадная смерть. Хочется умереть чем-нибудь своим, личным, чтобы хотя смерть-то отметила в тебе единицу, а не стадное животное.
— Всё равно! — сказал князь.
— А смерть преждевременная? Неожиданно, скоро, сейчас?..
— Умирать один раз.
— Вы так равнодушны к жизни? Вы? Такой молодой, счастливый?
— Живу — ничего, и умру — ничего. Нет ли ещё новенького?
— Фурор! В первый раз в Петербурге! — смеясь сказал Маров.
— Нет! К чёрту! Надоело всё это, — апатично заметил князь. — Ещё чего-нибудь!
— Андрюша, иди к maman, — сказала Вера, заглядывая в дверь.
— Куда? Наверх? — с притворным ужасом спросил молодой князь.
— Ну, да. К ней.
— О, зачем я не ушёл купаться с Димой! — вздохнул Андрей, потянулся и стал лениво приподниматься.
— Ты звала меня — и я налицо, — сказал он, входя в комнату матери.
Он тяжело опустился на низкий пуф около кресла княгини, взял её руку и поцеловал. Княгиня сидела у окна и держала в руке крошечный носовой платок. Глаза её были заплаканы и красны.
— Случилось что-нибудь? — с лёгкой тревогой спросил Андрей.
— Ты спрашиваешь? — в приподнятом тоне заговорила княгиня. — Но разве ты сам не видишь?
— Не вижу, maman.
— Разве ты не знаешь, на что пошёл твой отец, чтобы спасти тебя?
— Не знаю, maman. На что он пошёл?
— Но он принуждён был занять у этого… этого Гарушина. Тот ещё ломался, чуть не отказал. Теперь мы принуждены принимать его, заискивать в нем… Про него ходят ужасные слухи. Всё состояние своё он нажил тем, что разорял других. Ради тебя мы решились накинуть эту петлю, но она душит нас!
Княгиня заплакала.
— Условия, кажется, не тяжелы? — тихо заметил сын.
— Но отчего они не тяжелы? Этот человек никогда ничего не делал даром! Когда он входит сюда, я чувствую, что он оскорбляет нас.
— Это немножко фантазия, maman. Я, напротив, заметил, что он чрезвычайно почтителен.
— Он оскорбляет нас! — запальчиво повторила княгиня и слегка стукнула кулачком по столу. — Он тешится нашей зависимостью и необходимостью переносить его присутствие. Я не могу, не могу! — Она закатила глаза и закрыла лицо платком.
Андрей молчал и громко дышал, складываясь почти пополам на низком пуфе.
— Зачем он ездит так часто и привозит с собой своего сына? — тоном трагической актрисы спросила княгиня.
Андрей продолжал дышать.
— Этот сын… У него не дурные манеры, я не говорю! Но что ему надо у нас?
— Ты думаешь, ему что-нибудь надо? — со скукой и недоумением спросил князь. Княгиня горестно потрясла головой и развела руками.
— Послушай, Andre, я могу говорить об этом только с тобой. Твой отец стал слаб и нервен. Последний удар сильно поразил его. Теперь он немного успокоился. Но я не спокойна! Я вижу вещи, которые… Я угадываю… Словом, мне кажется, что этот Гарушин чуть ли не метит в зятья.
Княгиня криво усмехнулась и высоко подняла голову. Андрей встрепенулся.
«Чепуха! — сейчас же решил он про себя. — Дочери у него нет и мне жениться там не на ком. А недурно бы! — прикинул он приблизительную долю состояния воображаемой невесты. — Впрочем, к чёрту!»
— А если он метит? — с ударением повторила княгиня.
— Дочери у него нет? — для полноты уверенности спросил Андрей.
— У него есть сын! — крикнула мать.
«Меня, значит, не женят», — сообразил опять князь и вдруг лениво улыбнулся.
— У Веры было бы крупное состояньице! При её направлении, впрочем…
— Но он — Гарушин… Дед этого Александра был мошенник и пьяница, отец — кулак.
Молодой князь не любил длинных разговоров и теперь вдруг почувствовал утомление и досаду.
— Но ты напрасно волнуешься, maman. Пока, я не вижу оснований…
— Что же ему нужно? — заговорила Софья Дмитриевна, бросая платок на стол и поднося ладони к глазам так, как будто старалась разобрать что-то на них. — Что ему нужно у нас? Постоянно? Чуть не каждый день?
— Не вели принимать, — рассеянно посоветовал Андрей.
— Да ты ребёнок! — закричала княгиня. — Ты не понимаешь, что мы не имеем права оскорблять его? Не имеем! Мы в его руках, в его власти, в его распоряжении, и наш отказ его сыну будет нашим разорением. Ты не понимаешь!