Экскаватор вдруг застыл, подняв ковш. Водитель высунулся из кабины:
– Ну чего? Докуда копать-то будем? До самой Австралии?
Вчерашний всплеск оставил после себя пустоту, почти беспомощность. Ты смотришь на свои руки: иногда они кажутся красивыми, но – не сейчас. Слабые, неуклюжие, бесполезные… никчемные.
Бросив брезгливый взгляд на неопрятные окровавленные лохмотья – вчера не стал возиться с уборкой, сегодня ошметки, оставленные буйством яростного, буйного, всемогущего потока выглядели жалко, впрочем, это пустяки, подождет – ты вытаскиваешь с книжного стеллажа телевизионный пульт. Черный, длинный, тяжелый, похожий на гроб.
Повинуясь нажатию черной кнопки, ведущая местных новостей, похожая, как все они, на пластмассовую куклу, что-то принимается с полуслова бормотать о каком-то скандале. Ты прибавляешь звук – и в этот момент картинка меняется: вместо пластмассовой ведущей на экране появляется… кладбище! Люди вокруг могилы, знакомые лица…
Не может быть…
Впрочем, почему – не может? Ровно наоборот!
Месяц назад – или два? или, может, три? – глупый ящик показывал очередное бессмысленное ток-шоу. Зоопарк. Даже самый умный человек, попавший туда, выглядит болваном, тупицей, дикарем. Идиотом. Ничего интересного. Интересной показалась мелькнувшая в голове мысль… Где же это?
Ящики стола один за другим обнажали свое содержимое – бумага, бумага, сколько бумаги! Заметки для памяти вперемешку с давно ненужными квитанциями, наброски, мизансцены, эпизоды… Где же, где же оно? Неужели придется искать в компьютере? В тупой, безжизненной, бездушной мешанине железа и странных сущностей, именуемых файлами. От одной мысли о том, что придется копаться в этом хаосе, плечи сводило гадкой липкой дрожью. Как же так? Ты же все сколько-нибудь важное всегда распечатывал!
Вот оно!
Фантазии, говорите? Иллюзии? Ну-ну.
Неужели судьба наконец повернулась, следуя твоим усилиям? Неужели наконец-то случилось то, что должно было случиться?
Понедельник, 20 мая
– И тут уже я плюнула: заметят не заметят. Хотя там уже всем было не до меня. Оператор с камерой мечется как бешеный слон, репортер его тоже… скачет. Остальные сгрудились вокруг ямы и пялятся. – Арина размашисто мерила шагами приемную: от окна к двери и назад, мимо Евиного стола. – Чистый Гоголь. Ревизор. Немая сцена.
– А я уж думала, у меня глюки! – завканцелярией прижала к щекам ладошки с растопыренными пальцами. Ногти, естественно, короткие, но лак бледно-золотистый, под цвет проблескивающих в темно-рыжей шевелюре светлых, точно выгоревших (крепитесь люди, скоро лето!) прядей.
– Ты чего, Ев, какие еще глюки? – почти искренне удивилась Арина.
– Да этот сюжет с вечера субботы по всем каналам крутят. И я гляжу: там Вершина собственной персоной! Я уж решила, что мерещится, мысли-то почти насквозь про работу, ну, думаю, кранты, уже и в телевизоре всех вас видеть начинаю. Первый раз еще вечером в пятницу показали, ну по нашим, областным, а в субботу и центральные сподобились. И ты там. На заднем плане, но узнать можно. Я даже записала на всякий случай.
Ева нашарила на столе пульт, понажимала. Настенный телевизор, что висел в приемной у окна, мигнул, беззвучное новостное мельтешение сменилось кадрами с кладбища. Люди вокруг могилы, экскаватор, который вдруг останавливается, а люди, словно их магнитом притянуло, оказываются вплотную к яме.
– Вот, гляди! – Ева нажала на паузу. – Ты ведь?
– Ну я, – согласилась Арина, хотя узнать ее в этой размытой фигуре смог бы лишь близкий знакомый, и то с трудом. Но картинка была любопытная, Ева права. Оператор, метавшийся – она помнила – вокруг, как взбесившийся электровеник, в этот момент взял общий план. Интересненько. К могиле кинулись все – да не все. Заплаканная красавица закусила костяшки пальцев, спутник все так же ее обнимал, дама в лиловом стояла все с тем же равнодушным, нездешним взглядом: все это не имеет ко мне никакого отношения. Коренастый стриженый дядька тоже ринулся к могиле, только спину видно. Парень же с лошадиным лицом остался на месте – так же, как красавица и лиловая дама. Стоит, губу чуть прикусил, а глаза… Странный у него взгляд, очень странный.
– Неужели ты не видела? – изображение двинулось, секунд через десять Арина опять оказалась в кадре, теперь в профиль. – Не, я понимаю, ты сама там была, но… Где твоя хваленая следовательская интуиция?
– При чем тут интуиция? И при чем тут, если уж честно, я? Мало ли чего показывают…