Узник не вышел им навстречу и не откликнулся на зов. Слегка обеспокоившись, Пожиратели тем же макаром расправились с решеткой и сами вошли внутрь.
Эта камера была на удивление хорошо освещена благодаря двум ярким факелам, висящим прямо напротив двери. Скорее всего, именно этим объяснялось то, что предстало взору волшебников и сначала повергло их в шок.
Все стены были ни то исцарапаны, ни то изрисованы. Причем рисунки при ближайшем рассмотрении оказались совершенно изумительными и, несомненно, имели художественную ценность. В основном, они представляли из себя поразительно точно исполненные портреты. Но самым удивительным было то, что они двигались и даже негромко разговаривали! То, как Рабастану удалось оживить их без волшебной палочки, оставалось загадкой.
Самой большой картиной был портрет родителей. Они стояли, прислонившись друг к другу, и сдержанно, но очень искренне улыбались. Рядом были изображены Рудольфус, Беллатриса, Крауч и какие-то родственники по линии Лестрейнджей. А чуть поодаль, на расстоянии от всех остальных, размещался портрет Миллисенты Мерсер. Он занимал много места и был прорисован с такой тщательностью, что, казалось, можно было увидеть каждый волосок. Миллисента была гораздо красивее себя настоящей, но, при этом, безошибочно узнаваемой, а ее взгляд, как всегда, был мягким, спокойным и уверенным.
Рабастан сидел лицом к стене и вел со своими творениями неспешную беседу, не обращая на посетителей никакого внимания.
— Потрясающе… — проговорил Рудольфус, заворожено глядя на фрески. — Все эти годы он был не один…
— Вы лучше взгляните сюда! — взволнованно позвал их Эйвери из другого конца камеры.
Он стоял напротив небольшой ниши в несколько футов шириной, которая тоже оказалась сплошь изрисованной и тоже лицами.
Приглядевшись, Беллатриса вздрогнула. Со стены на нее укоризненно смотрели Маландра Аллен, Роберт Нерд, Лили и Джеймс Поттеры, Алиса и Фрэнк Долгопупсы…
Пожирательница отпрянула.
— Какой ужас… — только и выговорила она, желая уйти оттуда как можно скорее.
— Да уж… я бы долго не протянул, если бы они торчали у меня на стене… — проговорил Рудольфус, с отвращением глядя на своих жертв.
— Пора уходить, — решила Беллатриса. — Я надеюсь, у тюремщиков хватит ума сохранить все эти картины. Ведь это настоящий шедевр!
— Рабас! — позвала она и, приблизившись, дотронулась до его плеча.
Тот вздрогнул от прикосновения и обратил на нее испуганный взгляд.
— По-моему, он нас не узнает, — испуганно шепнула Беллатриса мужу, который тоже подошел. — Ну ты чего, братишка! — заговорил Рудольфус, видимо, со всей беззаботностью, на которую был способен. — Это я. А это Белла. Постарели мы, конечно, не то, что на твоих рисунках… Рабастан перевел растерянный взгляд на стену, где брат и невестка, молодые и красивые, весело ему улыбались. — Пойдем же! — продолжала Беллатриса. — Мы свободны! — Правда? — спросил он, взирая на родственников своими большими глазами, которые за четырнадцать кошмарных лет так и не утратили по-детски наивного выражения. — Ну, конечно, правда! — подтвердил Рудольфус. — Темный Лорд возродился, и он освобождает нас! Не дожидаясь, пока в его голове произойдет трудный процесс осмысления, супруги попробовали сами поднять его с пола. — Подождите! — вдруг очнулся он. — Можно я с ними попрощаюсь? — Ну конечно… — растерянно отозвался Рудольфус, отпуская его руку. — Я должен идти, — серьезно проговорил Рабастан, обращаясь к портретам. — Иди-иди! И смотри не возвращайся! — ответил ему со стены нарисованный Рудольфус. Нарисованная Беллатриса улыбнулась и помахала рукой. Все остальные последовали ее примеру. Затем Рабастан поднялся и подошел к Миллисенте. Протянув руку, он коснулся ее каменной щеки. Девушка закрыла глаза и попыталась дотронуться до него белыми контурами своих изящных пальцев, затем смахнула слезу и послала на прощание воздушный поцелуй. — Идемте скорее! — торопил их Эйвери. — Нужно еще успеть забрать ваши волшебные палочки… — Подожди! — перебила его Беллатриса. — А как же Крауч? Эйвери вдруг замялся и отвел взгляд. — Его здесь нет. — Как это нет?! — Долгая история… — уклончиво протянул Пожиратель голосом, не внушающим оптимизма. — Давайте не сейчас. — Ну уж нет! — Рудольфус преградил ему путь. — Немедленно говори, что с Барти! Загнанный в угол Эйвери со вздохом произнес. — Он сбежал из Азкабана и помог Темному Лорду возродиться, но сам, к сожалению, погиб… — Что?! — в ужасе воскликнул Рудольфус. Беллатриса потеряла дар речи и почувствовала, как сердце рухнуло вниз. — Не может этого быть! — простонал Рабастан. — Ты врешь! — Не вру, — попятился Эйвери, справедливо опасаясь, что за такую новость его могут растерзать на месте. Рудольфус взвыл и, обхватив голову руками, стал медленно сползать на пол. Беллатриса, испугавшись, вцепилась в его плечо и забормотала что-то несуразно-успокаивающее. — Пойдемте быстрее! — взмолился Эйвери. — Если в Министерстве пронюхают о побеге и нагрянут сюда — нам конец! — Надо идти… — бормотала Беллатриса. Эта новость ударила ее настолько сильно, что ее разум словно раскололся на две части, отгородившись от страшного факта глухой стеной. В тот момент она просто не могла заставить себя осознать услышанное, ее мысли и чувства приобрели некий механический оттенок, точно где-то в мозгу внезапно включился автопилот. Она помогла Рудольфусу подняться и, продолжая держаться друг за друга, они спустились вниз вслед за Эйвери. Малфой и еще семеро освобожденных Пожирателей ждали их в комнате, заставленной стеллажами с множеством подписанных ячеек. — Скорее берите свои волшебные палочки, и уходим! — командовал он. Беллатриса отыскала ящик с надписью «Б.Д. Лестрейндж», где добросовестно хранились ее палочка и изъятый на допросе серебряный кинжал.
— Что вы там копаетесь! — нервничал Малфой. — Если будете столько возиться, останетесь тут навечно!
Подстегиваемые его нервными криками, беглецы вышли на улицу.
Ночь была тихой и безлунной. Наружные фонари отсутствовали. Волшебникам приходилось освещать свой путь световыми чарами, которые рассеивали тьму лишь на дюжину футов вперед. Дементоры все еще были где-то поблизости, и состояние подавленности сохранялось. Беглецы шли молча, ночную тишину нарушали лишь шелест сухой травы под ногами и глухой звук разбивающихся о берег волн.
— Каков план? — поинтересовалась Беллатриса.
— Сядем в лодки и отплывем на расстояние, где отсутствуют защитные заклинания, — мрачно пояснил Малфой.
С этими словами он поднял волшебную палочку над головой, осветив две длинные лодки, пришвартованные к берегу.
Не желая оставаться на проклятом острове больше ни минуты, узники быстро забрались внутрь, и лодки отчалили.
Тьма по-прежнему была кромешной. Белла очень надеялась на то, что Малфой способен в ней ориентироваться, и они не заблудятся в этих бескрайних водах.
— Долго еще? — поинтересовался Рабастан, ежась от холода.
— Я скажу, когда будет пора, — раздраженно буркнул тот.
В этот момент облака немного разошлись, и лунный свет упал на остров, вырисовав зловещий силуэт тюремной башни на фоне черного горизонта. Беллатриса могла поклясться, что в ту секунду всех сидящих в лодке пробрала дрожь.
«Все кончено, — твердо проговорила она сама себе. — Я больше никогда туда не вернусь».
Волшебница с трудом заставила себя отвести взгляд, точно еще не могла до конца поверить в то, что самая страшная страница в ее жизни закончилась.
— Когда уже можно будет трансгрессировать? — нетерпеливо поинтересовалась она.
— Кажется, сейчас, — недовольно буркнул Малфой.
— А куда мы направляемся?
— Ко мне домой, там теперь штаб. Только я бы на твоем месте не перемещался самостоятельно, потому что ты еще…
Не успел он договорить, как раздался хлопок, и она исчезла.
Беллатриса стояла на подъездной аллее огромного старинного особняка. Идеально стриженные газоны и живые изгороди, фонтаны и изысканные цветочные клумбы хорошо были видны в свете часто расставленных уличных фонарей. От всего этого великолепия женщину отделял высокий забор с коваными воротами.
Волшебница уже хотела трансгрессировать на противоположную сторону, но вдруг входная дверь распахнулась, точно кто-то все время стоял у окна и ждал появления гостей. Тонкая женская фигура метнулась ей навстречу.
— Кто там? — обеспокоенно спросила она.
— А кого ждете? — поинтересовалась Пожирательница, еще не будучи уверенной до конца в том, что не ошиблась адресом.
Дом Малфоев плохо сохранился в ее памяти, да и зрение с годами острее не стало.
— Белла, ты? — с недоверием спросила Нарцисса, оглядывая скелетоподобную лохматую женщину, в которой едва ли можно было узнать ее старшую сестру.
— Я, — как-то невесело призналась та.
— Входи, — Нарцисса взмахнула палочкой, и ворота распахнулись.
Беллатриса вошла, и некоторое время сестры просто смотрели друг на друга.
Нарцисса тоже изменилась. Ее облик утратил милые черты юности. Одежда, прическа и выражение глаз явно свидетельствовали о том, что это женщина средних лет. Беллатриса с каким-то необъяснимым неудовольствием отметила, что ее младшая сестра стала сильно похожа на Друэллу. О том, какое впечатление она сама произвела на Нарциссу, лучше было даже не думать. Впрочем, у той все ясно отображалось на лице.
В это время раздающиеся сзади хлопки возвестили о появлении остальных беглецов.
— Я рада, что ты здесь, — наконец, изрекла миссис Малфой и поспешно двинулась навстречу остальным.
Едва ли прибытие в ее дом такого количества жутких, грязных и больных людей было Нарциссе в радость, но она стоически распределила всех по комнатам и стала оказывать посильную медицинскую помощь.
Беллатриса лежала в ванне до тех пор, пока сестра не начала активно ее оттуда выгонять, мотивируя это тем, что ей вредно так долго находиться в горячей воде. Но бывшей узнице казалось, что она никогда не сможет смыть с себя тюремную грязь, даже когда ее кожа стала белой и прозрачной с проступающими наружу голубыми венами.
К удивлению Беллатрисы, в чистой мягкой постели, в тепле и в сухости симптомы ее болезней стали более чувствительными, чем прежде, а слабость ощущалась еще сильнее. Все тело ломало, поднялась температура, и постоянный кашель не давал заснуть. Кроме того, поначалу она категорически не воспринимала яркий свет, поэтому шторы в ее комнате даже днем оставались плотно задернутыми. А уж заставить больную что-нибудь съесть, и вовсе, было настоящим подвигом. В начале, правда, с едой ей особенно не докучали, поскольку для ее измученного желудка нормальная пища могла быть смертельной. Но когда при помощи различных целебных снадобий пищеварение восстановилось, Нарцисса стала потихоньку подсовывать ей нормальные продукты. Но все казалось почему-то тошнотворным и безвкусным.