Прости, что меня не было рядом с тобой, что я не говорил и не показывал, что любил тебя и твою мать больше всего в жизни.
Твой смиренный, раскаивающийся и любящий отец
Натаниэль».
Все это невозможно было принять сразу. Невозможно понять.
Он тихонько барабанил пальцами по письму. Нащупывал слова: «Любимый Гидеон». Накрыл пальцами строку: «Мой милый, удивительный сын, я так горжусь твоими успехами…» Наконец, словно читая Библию, проследил пальцами строки, которые тронули его сильнее всего: «Прости, что меня не было рядом с тобой, что я не говорил и не показывал, что любил тебя и твою мать больше всего в жизни».
Глаза наполнились слезами. Ему почудилось невозможное: что отец потянулся к нему. Так заключенный и посетитель, разделенные стеклянной перегородкой, прикладывают ладони к стеклу на прощание, символически соприкасаясь. Невидимая перегородка между жизнью и смертью. Письмо стало стеклянной стеной, отцовским прощанием.
Меган не нарушала его задумчивости и только иногда поглядывала на часы, усмиряя нарастающее чувство вины. Четырехлетняя дочь ждала ее у бабушки. Но она видела, как потрясло Гидеона письмо самоубийцы.
— Вы хотите побыть один?
Он не отозвался. Горе обернуло его голову ватным коконом. Она прокашлялась.
— Мистер Чейз, время уже позднее. Нельзя ли договориться с вами о завтрашней встрече?
Он очнулся:
— Что?
Она понимающе улыбнулась.
— Завтра. — И кивнула на письмо. — Я хотела бы задать вам несколько вопросов. И догадываюсь, что у вас тоже есть вопросы.
У него было множество вопросов, и теперь они посыпались градом.
— Как умер мой отец? — с болью спросил он. — Я знаю, вы говорили, что он застрелился, но как именно? Где это было? Где он был? Когда… — Голос его сорвался. — В какое время он это сделал?
Меган не дрогнула.
— Он застрелился из маленького пистолета. — Она не удержалась от подробного описания: — «Веблей IV», времен Первой мировой войны.
— Я не знал, что у него есть пистолет.
— Он был зарегистрирован на его имя. Он несколько раз стрелял в местном тире.
Это потрясло его еще больше.
Она перешла к трудной теме:
— Если хотите, вы можете его увидеть. Официальное опознание сделала уборщица, которая его нашла, так что необходимости нет, но, если хотите, я могу это устроить.
Он не знал, что сказать. Он точно знал, что не хочет видеть, что осталось от отца после того, как тот прострелил себе голову. Но он чувствовал себя обязанным. Отказаться было бы неправильно. Разве не этого от него ждут?
Инспектор отодвинула стул и встала. Если не взять на себя инициативу, сын погибшего просидит здесь до полуночи.
— Извините, но нам действительно пора заканчивать.
— Простите, я понимаю, уже поздно. — Он поднял письмо, сложил и спрятал в конверт. — Можно мне его взять?
— Да, да, конечно.
Он бережно спрятал его в карман пиджака.
— Благодарю вас. И простите, что так задержал.
— Ничего. — Меган достала визитную карточку. — Позвоните мне завтра утром. Договоримся о встрече.
Он взял визитку и вслед за ней вышел из комнаты. Она провела его мимо будки охраны в темную холодную ночь на опустевшей улице.
Когда дверь защелкнулась за ними, Гидеон почувствовал, что не в силах двигаться. Он отпер старенькую «Ауди» и сидел не в силах двинуться на водительском месте. Ключи дрожали в его руках.
8
Толлард-Ройял, Кранборн-Чейз, Солсбери
Поместье располагалось на исключительной красоты меловом плато между Дорсетом, Хэмпширом и Уилтширом — неподалеку от роскошного дворца, который занимали когда-то Гай Риччи с Мадонной.
Гидеон никогда здесь не бывал и потратил на поиски больше часа. Зря он не продумал всего заранее — мог бы забронировать номер в отеле или попросить полицию куда-нибудь его пристроить. А так он оказался без ночлега, оставалось только вломиться в дом.
Плоды нелегальных трудов его покойного родителя впечатляли. Особняк, наверно, стоил не меньше десяти миллионов. Возможно, ремесло отца — ограбление могил, как называл его деятельность Гидеон — послужило одной из причин самоубийства. Гидеон проехал через металлические ворота в темный, кладбищенски мрачный сад. Извилистая подъездная дорожка протянулась почти на милю до мраморной площадки с причудливым фонтаном, освещенным, но не работавшим. Садовые фонари отбрасывали мягкий желтый свет на листву старых деревьев. Он заглушил мотор и просидел минуту, разглядывая старинный дом. Безжизненный, как скорлупа.