— Я заполню эту пустоту, — сказал я. — С одним условием.
— Каким?
— Вы останетесь президентом и главным исполнительным директором «Синклер Бродкастинг». Вы мне нужны. А если через два года вы не измените своего решения, я займу ваш пост.
Он пристально посмотрел на меня.
— О’кей. Тогда я назначаю тебя исполнительным вице-президентом и президентом телекомпании. Идет?
— Идет, — кивнул я.
— Прекрасно. — Он протянул мне руку. — Я хотел спросить тебя об одной вещи.
— Спрашивайте.
— А что бы ты делал, если бы мы не достигли согласия?
— Я бы особенно не волновался, — бросил я небрежно. — Мне не обязательно вкалывать, чтобы зарабатывать себе на жизнь. — Я услышал, как Барбара вышла из спальни и встала за моей спиной. Тут я не смог удержаться, чтобы не съязвить: — Да! Забыл вам сказать, что на прошлой неделе я женился на одной богатой девушке, чей отец хочет приобщить меня к семейному бизнесу.
Он уставился на меня так, будто перед ним сумасшедший.
— Привет, папа, — сказала Барбара.
Меня просто поразила его выдержка. На какую-то долю секунды в его глазах промелькнуло удивление, но он тут же справился с собой и протянул руки к дочери. Она обняла его, а он, повернувшись ко мне, улыбнулся.
— Поздравляю тебя, сынок. Тебе очень повезло.
— Я это знаю, сэр.
Его улыбка стала еще шире.
— Не надо так формально, теперь ведь мы одна семья. Зови меня папой.
Глава пятнадцатая
— Черт возьми! — взорвалась она. — Я даже не могу застегнуть этот лифчик. — Она сердито отбросила его и повернулась к зеркалу. — Ты только посмотри! Боже ты мой!
Я подошел к ней сзади и обнял, положив ладони на каждую грудь.
— Я буду твоим лифчиком.
Барбара посмотрела на мое лицо в зеркале.
— Конечно, тебе нравится, — обвинительным тоном сказала она. — Ты был бы счастлив, если бы я была как корова из рекламных роликов про молоко.
— А что тут такого, если мне нравится, когда грудь большая? Американцы все без ума от большой груди.
Она высвободилась из моих объятий и рывком выдвинула ящик комода. Ящик остался у нее в руках, а его содержимое вывалилось на пол. Она опустилась среди кучи нижнего белья и зарыдала.
Я встал на колени рядом с ней и положил ее голову к себе на грудь.
— Я такая плохая, — всхлипывала она, — ничего у меня не получается.
— Успокойся, — сказал я. — Самое плохое позади, осталось всего несколько месяцев.
— Это длится уже целую вечность! — сказала она. — Почему ты не отговорил меня?
Я пытался. В течение первого года, после того как мы поженились. Но на втором году ее уже ничто не могло остановить, Барбара твердо решила. «У каждой женщины должен быть ребенок, — говорила она. — Для этого мы и созданы».
Но я знал, что не стоит сейчас напоминать ей об этом. Я поднял ее и усадил в кресло.
— Подожди, принесу тебе что-нибудь выпить.
Я приготовил ей крепкий коктейль. Она отпила немного, скривилась и поставила на столик.
— Ужасный вкус! — сказала она. — Дай мне лучше сигарету.
Я прикурил сигарету и протянул ей.
— Мне так плохо, — призналась она. — Никогда еще со мной такого не случалось.
— Выпей, тебе станет лучше.
— Нет травки, а?
— Но ты ведь знаешь, что этого нельзя, Билл сказал, что это плохо для ребенка. Ты ведь не хочешь, чтобы ребенок родился наркоманом?
— Если он врач, это не значит, что он все знает, — огрызнулась она. — Или ты хочешь, чтобы твой ребенок родился алкоголиком? Думаешь, виски лучше?
Я промолчал.
— Одевайся и иди сам, я никуда не пойду. — Она взяла бокал.
— Но ведь ждут нас обоих.
— Придумай что-нибудь. Ну, что меня тошнит или что-нибудь в этом духе. Ты ведь так здорово умеешь придумывать всякие причины, чтобы не являться домой к ужину, так вот и придумай что-нибудь. — Она отпила из бокала. — К тому же я не выношу этого жирного еврея, он напоминает мне свинью.
Я уставился на нее.
— Э! Да ты и ужалить можешь!
— Да я не смогла бы его выносить, даже если б он читал проповеди в церкви Святого Фомы по воскресеньям, — сказала она. — Он хочет только использовать тебя.
— А разве все не этого хотят? — возразил я, повернувшись к зеркалу и завязывая галстук. — Может, это моя работа — быть использованным другими.
— Господи, какая чушь! Ты веришь всему этому дерьму, которое мой отец пытается вбить тебе в голову, о том, что президент телесети — слуга народа.
— Могло быть и хуже, — сказал я, надевая пиджак. — Ну что, ты одеваешься или будешь здесь сидеть весь вечер с сиськами наружу?