— И вы плачете? — спросил я.
— Это всегда помогает, — кивнул он. — Потому что это плач не только о наших умерших близких, но и плач обо всех умерших во все времена.
Он взял меня за руку.
— А теперь повторяй за мной: Yisgadal, v’yiskadash… — Он подождал, пока я повторю за ним эти слова: — Yisgadal, v’yiskadash…
Я увидел, как за стеклами очков на глазах у него появились слезы. Он открыл рот, чтобы говорить, но его голос задрожал.
— Sh’may rabbo…
Я почувствовал, как слезы брызнули из моих глаз. Я поднял руки и закрыл ими лицо.
— Барбара! — зарыдал я.
Я плакал.
Я плакал.
Я плакал.
НЬЮ-ЙОРК, 1955–1960 СЭМ БЕНДЖАМИН
Глава первая
Он проснулся со страшной головной болью. Несколько минут полежал не двигаясь, затем с трудом поднялся с постели. Дверь открылась, и вошла Дениза.
— Ну наконец-то встал, — сказала она.
Он посмотрел на нее.
— Я чувствую себя прескверно. Такое ощущение, что полон рот дерьма.
— Еще бы, — сказала она без всякого сочувствия. — Я решила, что вчера ты решил за один присест выпить все виски в городе.
— Перестань, — беззлобно проворчал Сэм. — У меня голова разламывается.
Она замолчала на мгновение.
— Я принесу аспирин.
Она прошла в ванную, а он с трудом поднялся на ноги и встал на весы рядом с кроватью. Поглядев на стрелку, выругался. Сто килограммов!
Когда Дениза вернулась в комнату, он все еще бормотал и ругался.
— Это все от твоего пьянства, — прокомментировала она, подавая ему аспирин и стакан с водой.
Он проглотил аспирин, скорчив гримасу.
— Просто я слишком много ем.
— Ты ешь много, ты пьешь много, — сказала она. — Надо с чего-то начать. Доктор Фарбер говорит, что тебе надо бросить пить, слишком большая нагрузка для твоего сердца. Ты ведь не становишься моложе.
— Перестань, — отмахнулся он от ее нравоучений. — Я знаю. Лучше скажи Мэйми, чтобы она принесла мне что-нибудь на завтрак. — Он направился в ванную.
— Кофе и тосты?
Сэм остановился и посмотрел на нее.
— Ты ведь прекрасно знаешь, что мне надо. Как обычно. Четыре яйца, бекон, масло, повидло. Мне нужна энергия.
— Это твои похороны, — констатировала Дениза.
— В таком случае, ты останешься богатой вдовой.
Она усмехнулась:
— Обещания, обещания! С тех пор как мы с тобой познакомились, только их я от тебя и получаю.
Он подошел к жене и поцеловал в щеку.
— Жена, давай мне завтрак, ты слишком много разговариваешь.
Она коснулась губами его лица и вышла из комнаты.
Он постоял, прислушиваясь к ее голосу, доносившемуся уже из кухни, потом скрылся в ванной.
Телефонный звонок раздался, как всегда, когда он сидел на унитазе. Из-за закрытой двери послышался голос Денизы:
— Это тебя. Роджер звонит.
— Черт побери! — сказал Сэм. — Скажи ему, что я сейчас подойду. — Он спустил воду и, стараясь перекричать шум, добавил: — И позвони в телефонную компанию, пускай поставят один телефон здесь.
Он прошел в спальню и взял телефонную трубку.
— Да, Роджер?
— Самолет компании «Ал Италия» вылетает в Рим сегодня вечером в девять. — Его голос звучал неуверенно. — Ты действительно полетишь?
— Конечно, полечу.
— Мы и так в этом деле увязли на четыреста тысяч, — сказал Роджер. — Если ты сейчас провернешь с ними это дело, все деньги уйдут.
— Если мы его не провернем, деньги уйдут все равно, — возразил Сэм. — Уйдут по мелочам, чего мы даже не заметим. Надо идти вперед, иначе мы потеряем все.
— Откуда у тебя такая уверенность? — спросил Роджер.
— Я всю жизнь ждал этого шанса и не собираюсь потерять его.
— Но половина денег — мои, — напомнил Роджер.
— Я гарантирую эту половину, — сказал Сэм, прекрасно зная, что это всего лишь слова. Если деньги уйдут, он ничего не сможет вернуть Роджеру.
Роджер тоже знал об этом.
— Этот Гонт вскружил тебе голову. А что, если он не раскошелится?
— Он раскошелится, — уверенно заявил Сэм. — Это единственный человек, который видит дальше своего носа. К тому же он приносит мне счастье.
Роджер знал, когда нужно остановить это словоизлияние.
— Когда ты будешь у себя в конторе?
— Примерно через час, — сказал Сэм. — Только соберу сумку и — в аэропорт.
Не успел он положить трубку, как в комнату вошла Дениза.
— Ты еще не раздумал туда лететь?
— Нет.
— Зачем? — спросила она. — У нас и так всего достаточно. Детям ничего не надо…