Услышав шаги на лестнице, Вера на цыпочках припустила вниз и вдруг увидела – да и почувствовала, конечно, тоже! – как фракталы на руке задвигались и поползли к плечу и пальцам, переливаясь и выпуская новые почки. Показалось, она слышит вибрацию – ключ праотцов! Он здесь! и снова на неё реагирует, как было, когда к ней подошла Надя Белкина!
Ноги сами понесли Веру вниз, навстречу ключу праотцов, хотя сейчас он уж точно был не у Нади, а у кого-то из тех, с кем она только что очень хотела избежать встречи. У Кости! – поняла она, бегом преодолевая лестничный марш. Он ждал её на первом этаже, а наверх, на этаж выше Костиной квартиры, приехал Десятов-старший и теперь неспешно спускался. Отец и сын были заодно, правильно она догадалась, и теперь брали её в клещи! Лифт! Надо вызвать лифт и уехать на самый верх, выбраться на чердак, оттуда на крышу, потом по пожарной лестнице вниз! Вера пошла медленнее, заставляя себя не поддаваться всплывающим в голове сомнениям, типа: Костя тут ни при чём, он твой парень, забудь обо всём остальном... Нет, это не её мысли! Это он снова влиял на неё, туманил желания, вносил сумятицу, но Вера была начеку и пыталась сопротивляться, однако не получалось! Она вызвала лифт, но когда он подошёл, тело впало в ступор и зайти внутрь не получилось. Вера смотрела, как двери закрываются, и пыталась сдвинуться с места, но не могла. Снизу раздались шаги и стали быстро приближаться, сливаясь с теми, что звучали сверху. Мелькнула надежда, что сейчас потоки в её светаке сами собой переколбасятся, и она сможет драться, как у Вики в подъезде, но – увы! – ничего такого не случилось, наоборот, она больше не могла сама управлять ни своим телом, ни светаком. Краем глаза она уловила, как фракталы на предплечье остановились, разросшийся рисунок стал бледнеть, стягиваясь к запястью, а потом кто-то развернул её тело, и она увидела, как со ступенек на площадку взошёл Костя. Не в силах шевельнуть даже пальцем, девушка смотрела, как парень приближается, улыбаясь и протягивая к ней руки.
Веки отяжелели, глаза закрылись, и Вера упала прямо в его объятия.
* * *
Несмотря на кондиционер, в кабинете всё равно было нечем дышать, видимо оттого, что, помимо самого доктора, туда набились ещё Лявис и оба Десятовых – старший и младший сразу. Кафтырёв остро чувствовал запахи всех троих, что раздражало и отвлекало, мешая как следует рассмотреть этого, наконец-то явившегося под чёрные очи Старшего, Константина. Высокий, смазливый, широкий в плечах молодой человек оказался неожиданно взрослым и деловым.
– Послушайте, Роман Филиппович, – слегка улыбаясь, говорил он, и слова мягко ссыпались в его губ, словно чёрные перышки. – Вы дали отцу три дня, но я пришёл раньше, причём сам, без принуждения, вы же видите?..
– Вижу, – буркнул доктор, оглаживая бородку и стараясь сбросить рождённую духотой и, наверное, тем, что давно уже нормально не высыпался, леность мысли.
– Ну, так дайте мне возможность привести сюда всех остальных "лампочек", пока я могу к ним подобраться!
– Действительно! – поддержал сына отец. – Это сэкономит нам массу времени и сил! Что плохого?
– То, что, пока в нём, – он показал на Константина пальцем, – нет семени, и оно не прижилось, я как Старший не могу быть уверенным в его лояльности!
– Ерунда! И зачем говорить так, будто меня нет? Это невежливо! – воскликнул Десятов-младший. – Ладно, я не обижаюсь, речь не об этом, а о деле возрождения Тьмы. И здесь, как вы прекрасно знаете, я на вашей стороне! Или привезти сюда "суперлампочку" Острожскую, которую, как я понял, – он схватил со стола нарисованный портрет Веры и потряс им в воздухе, – вы столько времени усиленно, но безуспешно разыскивали, – недостаточно, чтобы вы стали мне доверять?
– Мне кажется, – промурлыкала Лявис, – мы можем немного и подождать с посевом. Обработка юноши...
– А мне кажется, – разъярённо перебил её Кафтырёв, – что я пока никому из вас слова не давал и совета не спрашивал!
– Зачем же тогда позвали? – ничуть не смутившись, мягко осведомилась Анна.
Доктор ей не ответил и впился взглядом в светуху молодого человека – как можно доверять "лампочке", пусть и только что включившейся, как заявляют они с папашей. Вон он, "лампочный" рисунок, плавает себе, яснее некуда. Кафтырёв моргнул, переводя взгляд со светухи на лицо парня – похож на папашу-то, хоть и посимпатичней. Да, в харизме не откажешь малолетке... Да и деловой такой оказался, невзирая на возраст, ты посмотри... сколько ему там, девятнадцать-двадцать? Не такой уж мелкий вообще-то, если разобраться, без инфантилизма просто, вот и всё!.. Понимает, кто скоро станет круче всех в этой Вселенной, и стремится примкнуть... так почему бы его возможностями и не воспользоваться? Возможностями?! Да он же "лампочка", чёрт бы его подрал, "природный" враг всех чернокровых! Нейротоксин вкатить ему – и на установку! А "лампочек" отлавливать – Китайцу с командой поручить... Они, правда, один раз уже обосрались, но ведь это с Острожской, с другими-то всяко легче будет, хотя... Тьма говорила, светуха "суперлампочки" гореть должна неоновой вывеской, а у неё – выглядит, как у обычной "лампочки", странность какая-то... Да и Константин этот тоже тип мутный – может, всё-таки скрутить его и насильно обработать?.. А с другой стороны – вдруг только семя зря израсходуем? Проглотит его, как Морозов, растворит, и никакие усовершенствования спецподготовки не помогут, что тогда? – а тогда придётся его сразу уничтожить, но ведь он ещё пользу принести может... Убить-то всегда успеется, девицу-то эту проклятую ведь именно он, Десятов-младший, разыскал, в капкан заманил и к нам привёз... Твою мать, почему здесь так воняет, аж голова раскалывается? И мысли! Почему так скачут мысли – невозможно сосредоточиться!..
– Роман Филиппович, разрешите сказать? – кротко попросила Анна.
Кафтырёв дёрнулся, как от удара, и воззрился на неё, словно на неожиданно выползшую из-под стола ядовитую змею.
– Что с вами? – отшатнулась Лявис.
На лице её отразилось вроде бы искренне беспокойство, хотя... доктор ни в чём уже не был уверен, ему стало жарко, тяжко от духоты, да и нервы натянулись отчего-то до предела... недосып! Во всём виноват этот чёртов недосып... Встав из-за стола, Кафтырёв подошёл к окну и с тоской поглядел на улицу: очень хотелось на свежий воздух.