- 2. Прибытие
Домой Адель вернулась вечером и несколько часов до прихода мужа думала, как рассказать ему о том, на что она согласилась. Дима вернулся около восьми, прошел в комнату и с порога поинтересовался, как прошел ее день. Девушка подумала о конверте, который лежал в нагрудном кармане ее куртки и служил доказательством тому, что утренний разговор действительно был.
- Ко мне приходила девушка, Лина. Влад порекомендовал ей обратиться ко мне. Дело, с которым она пришла ко мне, не совсем обычное.
Повисла недолгая пауза, во время которой Дима пытался понять, к чем клонит его жена. После чего Адель продолжила:
- Некоторое время назад ей начали приходить письма. Отправитель не называет своего имени и настаивает, чтобы она присутствовала на оглашении завещания Иделии Антоновой, ее бабушки, с которой они никогда не виделись. Для этого ей в течении трех дней необходимо приехать в особняк Антоновых.
- И?
- Лина просит, чтобы я поехала с ней.
Пауза возобновилась, в тишине было слышно, как тикают на стене часы. Потом Дима нарушил молчание:
- В таком случае, я еду с тобой.
Адель улыбнулась:
- Я на это надеялась.
Лине не спалось. Она пыталась убедить себя, что во всем виноват фонарь, слишком ярко светивший в окно ее съемной квартиры, хотя понимала-это лишь попытка утешить саму себя. Единственное, что мешало ей – собственные мысли. Весь день, после разговора с Адель, она была спокойна, занималась насущными делами, и мысли ее не возвращались к квартире, где на кипельно-белой скатерти продолжал желтым пятном темнеть конверт. Однако, стоило ей вернуться домой и лечь в постель, как мысли вовлекли ее в темный круговорот из которого выныривали то представления о доме, куда ей предстояло отправиться, то мысли о том, что она доверилась незнакомому человеку. Она видела Вишневскую лишь однажды, до этого знав о ней лишь от Владислава Алексеевича Держалина, старого папиного знакомого. Она не знала в Москве никого, к кому можно было бы обратиться со своей проблемой, родителей отделяла от нее тысяча километров. Именно поэтому Лина и вспомнила о визитке, которую дал ей Держалин. Она представляла заведующую центром психологической помощи иначе. Та виделась ей женщиной за тридцать, в строгом старомодном костюме, выцветшей водолазке, со светлыми глазами, сверлившими собеседника и аккуратной, но тоже старомодной прической. На деле Адель оказалась почти девчонкой, от которой ее отделяло не больше шести лет. Она действительно носила костюм, шоколадного цвета с бежевой рубашкой вместо водолазки, у нее были темные волосы, обрамляющие бледное лицо и каскадом спускавшиеся на плечи, темные же, почти черные глаза, с искрой азарта. Может, именно из-за этого полного несоответствия выдуманному образу она и рассказала ей обо всем и сразу? Родители не одобрили бы столь поспешного доверия, как не одобрили бы и всю историю с наследством в целом… Фонарь за окном погас и, проваливаясь в сон, Лина успела подумать о том, что не сказала Аделине главного- в тайне, ей хотелось посмотреть на своих родственников, от общения с которыми ее так старательно оберегали до этого дня.
14.04.1988
«Алан работал в доме Иделии вторую неделю и до сих пор не мог осознать, от чего его предостерегал отец. Особняк Антоновых, как и его обитатели, несомненно, обладал определенными странностями, но он научился с ними мириться. Новый образ жизни, сопряженный с должностью семейного адвоката, позволял вырваться из круга привычных и обыденных домашних забот, чем, определенно, ему нравился. Ему не было дело до того, что происходило в особняке в его отсутствие. Алан гордился тем, что отец доверил ему эту работу и старался оправдать его надежды, совершенно позабыв о своей личной заинтересованности в этом деле. Какое дело ему до тайн хозяйки, которая хорошо платит и дает ему возможность стать мастером своего дела?..»
Прошло меньше суток с момента первой встречи Лины с Адель до того, как в сопровождении Димы, они сели на поезд, ставший первым шагом на пути в неизвестность.
За окном проносились деревья, искривляясь в бешеной пляске. Поезд замедлял ход, а три темных фигуры стояли в холодном коридоре, держа чемоданы за ручки. Когда все трое вышли на перрон, начинался дождь. Вокруг не было ни души, словно особняк был единственным центром местной жизни. По другую сторону дороги стояли две машины, являвшиеся единственным доказательством того, что деревня обитаема. Подойдя к одной из них, на крыше которой стоял потрепанный знак такси, Лина спросила: