Фриандр объяснил, что во время военных действий, не дай Бог такому случиться, два, а лучше три защитника становятся к самострелу, нацеленному на люк, и прикрывают отход остальных, которые через дверь, что находится аккурат за самострелом, уходят в подземный ход. Два защитника нужны для натягивания резины, одному не справиться. А третий защитник подносит булыжники. Если настораживает запах, то беспокоиться нечего, пахнет из подземного хода, который имеет несколько выходов, в том числе и на болото.
Смирившись с болотом, Генка одобрил самострел, вслед за чем растянулся на топчане и мгновенно уснул.
Глава 8. Приют философов
Проснулся он от приглушенных голосов.
За столом рядом с Фриандром сидели пятеро нечесаных маломирцев в несвежих хитонах и, попивая из большой бутыли мутную жидкость, вели неспешную беседу.
— Всё предопределено свыше, — произнес один из них. — Если тебе на лысину свалился камень, то значит так нужно, того требует карма. Следовательно, камень — это необходимая целесообразность.
— Ну, хорошо, — сказал другой. — Предположим, что камень летит тебе на лысину, а ты взял да отошел. Где же тут целесообразность?
— Целесообразность в том, что ты не получил по лысине, — заметил третий.
Генка фыркнул, все посмотрели на него.
— Зайцев проснулся, — сказал один из нечесаных. — Возьмем Зайцева. Это первый большемирец, посетивший Малый Мир. А почему именно Зайцев? В каких небесных скрижалях написано, что это должен быть Зайцев?
— Верно, мог быть и не Зайцев, — согласился другой нечесаный. — Зайцев мог поскользнуться, упасть, и тогда встреча с Буало не состоялась бы. Или состоялась, но позже, и Зайцев не был бы первым.
— Именно в небесных скрижалях четко написано — Зайцев, — веско произнес третий нечесаный. — И нечего тут бодягу бодяжничать.
Небесный Зайцев сел и сказал:
— Есть охота.
— Именно Зайцев, — повторил третий нечесаный с пафосом. — Простой, доступный, обаятельный Зайцев, не тронутый спесью и скепсисом. Первый большемирец.
И спросил попросту:
— Лепешку хочешь?
— Хочу, — ответил Генка.
Лепешка была ужасно вкусная.
— С этими лепешками сколько ни пей, нипочем не захмелеешь, — заметил один из нечесаных.
— Почему? — спросил Генка.
— Протеиновая добавка, — сказал другой нечесаный.
— Протеиновая? — наивно повторил Генка, уплетая лепешку.
— Ну да, протеиновая, — подтвердил нечесаный. — Видел птиц мини-Буало? Так вот, не из какого они не из Большого Мира, просто в корм им кладут протеиновую добавку. А вот уже протеиновая добавка — та действительно из Большого Мира. Её переправляет сюда Буало Пью. И делают её из этих, ну как их? Там, в Большом Мире, их полным полно.
— Из тараканов, — подсказал другой нечесаный.
Генка отложил лепешку, побледнел. Все засмеялись.
— Да ты, Генка, не бойся, — произнес Фриандр. — Эта добавка чище любой земной пищи. Стали бы мы её есть грязную-то? Ясно — не стали бы.
— Если опасаешься сильно вырасти, так не опасайся, — заметил один из нечесаных. — Не в коня корм. Буржик.
И протянул Генке немытую пятерню.
— Плефсис, Хлевий, Укропций, Таммаль, — к Генке протянулись еще четыре грязных пятерни.
Генка пожал руки и внезапно почувствовал, что в желудке, или в чем-то, что его на данном этапе заменяло, начинается буря.
— Люди эти, друг мой, сам видишь, непростые, — объяснил Фриандр. — Философы. Имеют печатные труды, переводы. Взгляды их не совпадают со взглядами власть предержащих, поэтому они философы опальные, другими словами — бродяги. Официально сие заведение называется приютом для бездомных, но для нас, философов, это дом родной. Побродив по свету, напитавшись новыми знаниями, мы стремимся сюда. Здесь хорошо, только помыться негде, да это иному философу и ни к чему.
— Но ты-то руки моешь, я видел, — сказал Генка и икнул. Теперь к буре прибавилась икота.
— Я мою, а Плефсис не моет, — отозвался Фриандр. — И в этом проявляется дуализм свободы воли.