— Три года! — в ее голосе звучало такое уныние и горечь, что я еще острее почувствовал свою вину за то, что случилось. — Значит, может случиться так, что мы с тобой никогда не встретимся. Три года это почти целая вечность. Если все случится так, как я планирую, когда ты вернешься, меня уже в Лондоне не будет. И быть может ты не сумеешь меня разыскать. — Она грустно посмотрела на меня, — а быть может и не захочешь.
Я попытался, чтобы мой голос звучал легко и непринужденно.
— Неужели ты думаешь, что я вернусь оттуда с женой? Могу твердо обещать тебе, что этого не случится. Темнокожие женщины не в моем вкусе.
— Дело не в этом. Ты забудешь меня за эти три года. И я боюсь, что ты захочешь забыть меня. — Она приподняла боковую занавеску, чтобы узнать, изменилась ли погода, но тотчас же вновь опустила ее: по-прежнему шел сильный дождь, и ее рукав сразу же стал мокрым. Мокрыми были и ее глаза, но, я уверен, не от дождя. — Может быть все это и к лучшему. Если мы расстанемся сейчас, ты всегда будешь вспоминать меня с теплым чувством. Я бы хотела, чтобы ты вспоминал меня именно так.
Затем тон ее вновь изменился и стал деловым. Она забросала меня вопросами практического свойства. Достаточно ли у меня денег? Есть ли у меня надежное убежище в Лондоне, где я смогу надежно укрыться перед тем, как отправлюсь на Восток? Она была уверена, что у госпожи Уитчи мне нельзя будет оставаться, так как Ник Бил несомненно уже узнал, что я там скрывался. Улажены ли детали, связанные с моим отъездом? У нее есть связи в высоких сферах, и она может оказать мне необходимую помощь.
— Ты должен покинуть Лондон как можно скорее, — закончила она. — Лучше всего завтра, если это возможно. — Обещай мне, что ты не останешься там ни одной лишней минуты. Это очень важно, Роджер! Тебе известно, что несколько ваших капитанов арестованы и препровождены в Лондон?
Я не знал, что их перевезли в Лондон. Значит король решил взять отправление правосудия в собственные руки, не доверяя магистратам в тех портах, где капитаны были схвачены. Это не сулило им ничего хорошего. Я спросил Энн, известны ли ей имена этих моряков.
— Я слышала их, но они мне ничего не говорили и сейчас я не могу их припомнить. Около Уоппинг Стэрз уже установлены виселицы. Одна из них предназначена для тебя, Роджер, если ты не поостережешься! Да, я знаю, что у тебя на ладони нет этого страшного знака, но я не вполне доверяю хиромантии…
— У меня есть безопасное убежище, — меня так потрясла услышанная новость о капитанах, что было трудно говорить.
— Не волнуйся обо мне, Энн. Они не поймают меня в Лондоне. И мои друзья сумеют помочь мне выехать из страны. Приняты все меры предосторожности.
К этому времени мы уже въехали в пригород Лондона, ибо колеса нашей кареты заскрипели по мокрой брусчатке мостовой. Энн сделала мне знак сесть рядом и положила голову мне на плечо.
— Через несколько минут нам придется проститься, — прошептала она, — и очень надолго, дорогой. Мы не сможем быть вместе. Видишь, у меня нет иллюзий на этот счет. Кроме того, я не все рассказала тебе о себе. Возможно в недалеком будущем мне будет грозить не меньшая опасность, чем тебе сейчас. Не спрашивай меня об этом. Я все равно ничего не смогу сказать. Ну что же, по крайней мере в нашем распоряжении были эти двадцать четыре часа. А это немало, верно? Мне не хочется больше ни о чем говорить. Давай просто посидим и помолчим, пока не настанет время расстаться.
Я вышел из кареты, едва мы переехали через реку. Энн высунулась наружу и помахала мне рукой. Она была бледной и выглядела уставшей, но сумела улыбнуться,
— Боюсь ты простудишься, — сказала она.
Дождь стал еще сильнее. Поднялся ветер поистине ураганной силы. Вскоре я промок до костей. Тем не менее я был рад разыгравшейся стихии, так как немногочисленным прохожим явно было не до молодого человека в когда-то нарядной, а теперь насквозь мокрой и грязной коричневой ливрее. До дома сэра Сигизмунда я добрался без всяких приключений.
Я не знал, готов ли он оказать мне гостеприимство. Для человека в его положении я был очень опасным гостем. Первые же его слова успокоили меня.
— А я уже и не надеялся увидеть вас снова. Знал, что королевские ищейки все время идут по вашему следу и боялся, что вас уже схватили. Никто не заметил, как вы сюда входили?
— Нет, — ответил я, еще не отдышавшись после быстрой ходьбы. Непогода всех загнала в дома. Я опасался, что вы, может, не захотите меня видеть.
Он улыбнулся.
— Что и говорить, такой гость как вы способен принести хозяину немало хлопот. Но не тревожьтесь, хлопот у меня и без того немало. Нам обоим сейчас необходимо на время покинуть Англию.
Мы прошли в маленькую комнату, где хранилась одежда для грузчиков. По настоянию хозяина я снял свою промокшую ливрею и набросил один из висевших здесь грубых кафтанов. Сэр Сигизмунд усмехнулся и заметил, что в этом наряде я похож на заключенного, но тут же извинился за это не очень уместное сейчас сравнение.
В комнате не было окон и потому она могла служить наиболее удачным местом для конфиденциальных разговоров. Мы уселись на табуреты, и я коротко рассказал ему о том, что случилось со мной в последние месяцы.
— Должен признать, — сказал он, когда я закончил, — что вы проявили редкую энергию и целеустремленность. Я и не надеялся, что вы сможете завербовать нам такое количество союзников. И вы порядком разгневали Его Величество. Арчи сообщает мне, что происходит при дворе.
— Значит он вернул королевское благорасположение?
— О, да. Он не преувеличивал, когда утверждал, что король не сможет долго обходиться без него. Ему вновь выплачивают жалованье из казны, а это свидетельствует о том, что Его Величество полностью простил его. Честно говоря, я не надеялся снова увидеть вас. Арчи рассказал мне, что последние полтора месяца королевские соглядатаи шли за вами буквально по следам. Вам очень повезло.
— Мне повезло, что у меня такие друзья.
— Нам следует и дальше соблюдать большую осторожность. — Он повертел в руках свою трубку с янтарным чубуком, но затем снова засунул ее за пояс.
— Некоторым другим нашим друзьям повезло гораздо меньше, чем вам. Вы слышали об этом?
Я печально кивнул.
— Я слышал, что несколько наших капитанов схвачены.
— Их перевезли сюда, в Лондон, и почему-то рассадили по разным тюрьмам. Харриса поместили в Маршаллси.
— Харриса? Я так надеялся, что его не схватят. Он лучший среди всех наших капитанов, настоящий джентльмен и отважный моряк. Неужели ничего нельзя сделать? Я уверен, что англичане не станут равнодушно смотреть, как поведут на казнь такого человека!
Сэр Сигизмунд безнадежно махнул рукой.
— А что они могут сделать? Харрис родом из Бристоля, и его тамошние друзья предложили королю восемьсот фунтов стерлингов выкупа за освобождение Харриса. Это очень внушительная сумма. Но Иаков отказался, хотя и сильно нуждается в деньгах. Он уже давно жаждет отомстить, и вот, наконец, такая возможность у него появилась. Он не пощадит никого из них.
— Кого еще арестовали?
— Хэлси. Он сидит во Флитской тюрьме.
Хэлси! Этот человек был мне симпатичен более других, хотя он и отказался помочь бедному Климу. А теперь он тоже приговорен к позорной смерти, как какой-нибудь разбойник с большой дороги.
— Лонгкасл находится в Клинке. Я очень уважаю Лонгкасла. Это прекрасный и очень порядочный человек. Теперь его тоже казнят. Его друзья из Уэсла предпринимали отчаянные усилия спасти его, но у них ничего не вышло.
Я поднялся и принялся мерить комнату быстрыми шагами. Мне было трудно дышать. Я испытывал почти те же чувства, что и в те дни, когда Клим умирал в «Корзине». Трое отважных моряков должны умереть из-за мстительной прихоти властолюбивого монарха. Неужели моя Родина, по которой я так тосковал ничем не лучше земли язычников, где все люди — рабы?
— Всего схватили девятнадцать человек, — сказал сэр Сигизмунд, — остальные — помощники и простые матросы. Все они участвовали в сражении при мысе Пассер.
— Когда должна состояться казнь?