В комнату заглянул служитель и доложил, что возвратился судебный распорядитель. Он сообщил, что ни один из пайщиков компании не внес дополнительных взносов, причитавшихся с них. Эта новость, казалось, огорчила Хилла гораздо больше, чем неприятные вести, которые принес я.
— Поистине, мне больше подошло бы имя Иов [54], — заявил он. — Коммерсанты и джентльмены не прочь войти в долю при создании морской компании. Но думают они при этом лишь о барышах, но никак ни о своей ответственности. Когда у нас появляется нужда в дополнительных капиталах, они просто отказываются платить. Думаю, нам следует посадить парочку из них в тюрьму для острастки.
— Но разве вы имеете право так поступать?
— А почему бы и нет? Разве можно себе представить более серьезное нарушение закона, чем подобные действия, ставящие под угрозу успех крупного и серьезного предприятия? Допускать такое нельзя. Я мог бы обратиться в Тайный совет и получить там санкцию либо на их собственный арест, либо на арест их имущества, пока они не выплатят задолжность. Вполне мог бы. — Он сокрушенно покачал головой. — Но это лишь одна из наших проблем. Вы заметили двух типов в зале ожидания? Один из них капитан; находящийся на нашей службе. Другой — наш довольно крупный пайщик. Недавно я узнал, что они проделали следующий трюк: капитан получил деньги от нашего частного партнера и часть груза передал ему, а не компании. Вот такая парочка мошенников!
— Вид у них довольно смущенный.
— Еще бы! Я располагаю всеми необходимыми доказательствами их вины. Пусть попотеют перед нашим разговором. Я думаю для капитана это закончится увольнением, а для коммерсанта значительным штрафом, хотя оба негодяя по справедливости заслуживают тюрьмы. А теперь я хочу показать вам кое-что.
Он подвел меня к небольшой темной комнатке, расположенной в глубине коридора. Там вдоль стен висело несколько десятков одинаковых комплектов одежды из грубой жесткой материи.
— Обратите внимание, — сказал он, снимая один со стены, — ни одного кармана. Мы вынуждены так одевать наших рабочих при разгрузке судов. До того, как мы выдали им такую одежду, они одевали кафтаны с потайными карманами и наполняли их самыми дорогими специями. Я приказал выдать им такую одежду после того, как мы поймали одного парня, в карманах которого было обнаружено пять фунтов перца, кварта имбиря и немного корицы. Они надевали башмаки с полыми каблуками и заполняли их гвоздикой. Иногда мне кажется, что на свете уже совсем не осталось честных людей.
Дальше вдоль по коридору располагалось просторное помещение, гул голосов откуда донесся до нас едва мы вышли из кабинета. Сэр Сигизмунд заявил, что внутри здания я могу ходить без опасения, так как присутствующие заняты своими делами, и им не до меня.
Мне бросилось в глаза стремление придать убранству помещения восточный колорит: стены под мрамор, орнамент, украшавший двери, ковры. У дверей стояли два темнолицых служителя в белоснежных тюрбанах. Однако на этом сходство с Востоком заканчивалось. За столом стоял клерк-англичанин, полноватый и светлобородый. В руках он держал деревянный молоток, которым нетерпеливо стучал по столу, однако, никак не мог успокоить сидевшую перед ним большую группу людей.
Все они явно были лондонцами. Одеты они были очень богато, но не так ярко, как джентльмены при дворе. У каждого на рукаве была вышита эмблема его гильдии. В глаза мне бросилось еще одно отличие: среди дворянства в моде была поджарая худоба, эти же состоятельные купцы и коммерсанты отличались корпулентностью. Глаза глядели холодно и сурово. Линии рта говорили о хитрости. Сейчас, однако, они вели себя отнюдь не чинно: они кричали и жестикулировали, охваченные азартом.
Позади стола лежали груды великолепных тканей — бархат, велюр, парча. Редкие шелка радовали глаз своей изысканной расцветкой. Воздух был наполнен незнакомыми ароматами, экзотическими и дразнящими.
— Сегодня мы проводим крупный аукцион, — пояснил сэр Сигизмунд. Общее возбуждение, чувствовалось, захватило и его. — Мы выставили на продажу множество товаров. Цены на специи очень поднялись, а у нас здесь каких только нет. Бьюсь об заклад, мой мальчик, что о существовании некоторых вы и не подозревали, к примеру о нарде или кубебе. Давайте-ка постоим здесь немного, понаблюдаем. Встаньте вот сюда, за этими толстяками и никто не обратит на вас внимания.
Вскоре я убедился, что возбуждение и шум, царившие в помещении объясняются не только напряжением торгов. Служители в тюрбанах разносили по залу вино и эль, а около стены стоял стол, уставленный различными яствами. Здесь был ростбиф, нарезанный тонкими аппетитными розоватыми ломтями, великолепный мясной пирог с восхитительной поджаристой корочкой, целая гора снежно-белых марципановых пирожных и огромные вазы с фруктами. Купцы без устали курсировали между своими креслами и этим столом и, смачно жуя угощение, продолжали внимательно следить за ходом аукциона.
Сэр Сигизмунд оставил меня и подошел к переднему столу, чтобы взглянуть на колонку цифр, выведенных на листке бумаги. При этом он покачал головой и нахмурился. И тут же клерк торжественным тоном подобострастно взглянув на него изрек.
— Джентльмены, сэр Сигизмунд Хилл недоволен нашими сегодняшними ценами. И я вовсе этим не удивлен. Уровень цен действительно невысок. Мы должны проявить большую активность, джентльмены, гораздо большую.
Вернувшись к дверям, сэр Сигизмунд прошептал мне.
— Цены, кстати сказать, совсем неплохие. Тем не менее необходимо слегка подстегнуть этих господ, иначе они будут сидеть здесь до ночи. Сейчас мы устроим для них аукцион со свечой. Смотрите внимательно, это будет весьма интересно.
Тут со своего места в углу поднялся довольно полный мужчина. Я понял, что это был распорядитель. В руках он держал высокий посох. Вид у него был такой суровый, будто он сию минуту готов принять самые суровые меры к нарушителям порядка. В руках у него была дощечка, а на ней стояли простая восковая свеча с коротким фитилем. Распорядитель зажег свечу и поставил ее на стол на виду у всех.
Сейчас на продажу был выставлен квинтал очень редких специй. Для тех, кто не знает восточных мер веса, что квинтал составляет немногим больше сотни фунтов. Как только задрожало пламя свечи, голоса покупщиков зазвучали резче и энергичнее. Цена быстро росла. Сэр Сигизмунд с усмешкой сказал мне.
— Аукцион прекратится в то самое мгновение, когда погаснет свеча и товар получит покупщик, последним предложивший цену.
Воск свечи быстро плавился, но цены поднимались еще быстрее.
— Семь! Семь с половиной! Восемь! Восемь с четвертью! — Распорядитель поднял свой жезл. — Восемь с половиной!
Свеча погасла.
Распорядитель указал жезлом на удачливого покупщика.
— Восемь с половиной! — провозгласил он. -Продано Гаю Кастерби по восьми с половиной. Просим Гая Кастерби подойти к столу и внести задаток.
Сэр Сигизмунд прошептал мне на ухо.
— Восемь с половиной шиллингов за фунт. Хорошая цена. Мы не получили бы ее, если бы продолжали аукцион прежними методами. Это как игра. Они входят в азарт и забывают об осторожности. Тем не менее специи, которые мы сейчас продали в самом деле очень редкие.
Остаток дня я провел в одиночестве в небольшой комнате, которую предоставил мне Хилл в качестве убежища. Коротать время мне помогал том Байярда, купленный мною еще в Париже. Предусмотрительный хозяин также снабдил меня изрядным куском холодной говядины, караваем белого хлеба и бутылью доброго эля. На улице уже стемнело, когда сэр Сигизмунд присоединился ко мне. Он торжествующе улыбался.
— Лондон словно сошел с ума, празднуют победу. Во всех тавернах да и во дворцах знати все только и пьют за здоровье Джона Уорда. Чипсайд так забит народом, что не протолкаться. Я получил известие из дворца: наш король впал в дурное расположение духа. Арчи напился пьяным, и король не желает его видеть.
Я отворил окно и взглянул вниз. Улицы были заполнены толпами народа. Над головами мелькали факелы.