- Количество которых уменьшилось на одного.
- Попридержите свой язык. Я так же мало настроен обмениваться с вами колкостями, как и ударами шпаги, но есть пределы и моему терпению. Итак передайте Уорду следующее. - Его компания головорезов и мерзавцев нанесла мне страшное оскорбление, и я не успокоюсь до тех пор, пока не отплачу им. За все. Это главная причина, побудившая меня возвратиться в Англию. Надеюсь, настанет день, когда я увижу их всех в петле, как они того и заслуживают.
- Почему же вы сами не сообщили об этом капитану Уорду перед своим отъездом?
- Обращать внимание на Уорда ниже моего достоинства, - высокомерно ответил он, - человеку моего положения это просто неприлично.
- А может быть причиной тому был просто недостаток мужества. Помнится, вы не проявили особой отваги и во время появления испанского флота.
Он снова рассмеялся, но на этот раз в его смехе прозвучали другие нотки.
- Полагаю весьма возможным, мастер Близ, что именно вы первый из всей компании будете болтаться в петле.
Когда на следующее утро он вышел с постоялого двора, где провел ночь вместе со своими спутниками, на нем вместо обычного щегольского наряда был дорожный камзол из замши и трико из того же материала. Во дворе их ждали пять лошадей, среди них одна под дамским седлом и одна вьючная. Вслед за сэром Невилом во двор вышла Аврора. На ней было нарядное голубое платье с длинным шлейфом. Ее не без усилий подсадили в седло. Маленькая кавалькада молча тронулась в путь. Правда Аврора тайком махнула мне на прощанье рукой. Она довольно неловко подпрыгивала в седле и сразу же стала отставать от остальных всадников.
Мне потребовалось четыре дня, чтобы уладить все дела с нашим марсельским агентом, человеком чрезмерно разговорчивым, который совершенно не умел ценить время.
Я нервничал по поводу задержки, но по крайней мере получил возможность приобрести приличную одежду. Когда на пятый день я наконец смог отправиться в путь, в мои сидельные сумки был аккуратно упакован великолепный костюм. На мне был красивый коричневый плащ, голову украшала высокая бобровая шапка с плюмажем и золотой застежкой. Одна только шляпа обошлась мне в целых пять соверенов.
Лошадь мою звали Саладин [51], хотя это имя ей совершенно не подходило - серая лошадь отличалась спокойным и послушным нравом. Эти особенности характера, а также неторопливая и нетряская рысь была как нельзя более кстати для такого неопытного наездника как я. Первые два дня я предоставил ей самой определять скорость нашего передвижения вперед. В результате, за это время я вполне приспособился к ней и уже отваживался пришпоривать ее. Теперь она шла довольно быстрой рысью, и я был весьма удивлен тем, что добрался до Парижа так и не нагнав сэра Невила и его спутников.
Мысли мои так были заняты обрушившимися на меня в последнее время несчастьями, что я почти не замечал красот окружающей природы. Думал я почти исключительно о Кристине и матери. Я отдавал себе отчет в том, что передо мной расстилалась удивительно красивая страна. Воздух Прованса был пронизан негой и покоем. По сравнению с пеклом африканского побережья этот уголок Франции казался настоящим раем. Однако подобные мысли посещали меня лишь на мгновения. Всем сердцем я стремился домой. Как можно скорее. Не теряя ни минуты. Тем не менее я не мог не заметить, что люди здесь живут зажиточно и счастливо и дружно хвалят своего великого короля. Генрих IV в их глазах был божеством. Им нравилось в нем все: его гасконская бравада, его простые вкусы. Их восхищали даже его любовные победы. Как сильно все здесь отличалось от ситуации в Англии!
Мне очень полюбилась французская кухня. Поначалу я с некоторым сомнением смотрел на омлеты, спрыснутые бренди и рыбу, приготовленную в различных соусах, но отведав эти блюда, убедился в их поистине изысканном вкусе. Великолепны были и французские белые вина. Король Генрих как-то сказал, что главная его цель - добиться, чтобы по воскресным дням в горшке у каждого крестьянина варилась бы курица. Со своей стороны могу смело свидетельствовать; при желании французский крестьянин в воскресенье мог полакомиться не одной курицей, а двумя.
Тем не менее Париж разочаровал меня. Джон был прав - этому городу недоставало мужественности, он был каким-то женственным, изнеженным, не то что Лондон. Люди здесь были одеты франтовато и вычурно. Манеры их отличались жеманностью, речь чрезмерной экспрессивностью. Пробыл я здесь недолго. После великолепного обеда, я немного прогулялся по городу и за десять пистолей (это составляло три шиллинга) купил слегка потрепанный том Истории Байярда со множеством гравюр на дереве. Это приобретение немного компенсировало то разочарование, которое я испытал при знакомстве с великим городом.
51
Саладин - султан Египта, в 1174 вторгся в Палестину, разгромил войска крестоносцев и захватил Иерусалим.