Ворота были распахнуты, и вход в бург был свободен. Навстречу им выбежали воины Брунгильды и приветствовали гостей, приехавших в землю их госпожи; слуги приняли у них щиты и увели коней.
— Вы должны отдать также мечи и панцири и остаться безоружны, — сказал им камерарий.
— Не хотим мы отдавать оружие, — возразил на это Гаген.
Но Зигфрид остановил его: в бурге такой уж был обычай, что гостей не впускали туда с оружием в руках.
Гостям подали вина и отвели их в отведенный им покой и донесли Брунгильде, что приехали из-за моря какие-то чужеземные рыцари в богатых одеждах.
— Скажите мне, — сказала королева, — кто бы могли быть эти незнакомые рыцари и зачем приехали они сюда.
— Государыня, — отвечал один из свиты, — никогда еще не видал я их здесь; только один из них похож на Зигфрида. Но совет мой вам — их принять. Другой из приезжих так благороден, что, конечно, мог бы быть он богатым королем и владеть обширными землями. Третий из приезжих смотрит очень грозно, но красив и хорошо сложен, душа же его, кажется, кипит гневом. Младший из них красив, как девушка, и стоит так скромно и смирно, а все же было бы не безопасно оскорбить его: судя по его сложению, он тоже должен быть отважный и смелый рыцарь.
И сказала тогда королева:
— Подайте мне мои одежды, и если могучий Зигфрид пришел в эту страну ради моей любви, то он рискует жизнью: не опасаюсь я, что придется мне стать его женой.
Поспешно оделась королева, и в сопровождении по крайней мере сотни прекрасных молодых девушек пошла к гостям. За нею шло пятьсот исландских рыцарей с мечами в руках, и это сильно не понравилось приезжим.
Увидя Зигфрида, Брунгильда сказала ему:
— Добро пожаловать тебе, Зигфрид, в эту страну! Хотелось бы мне знать, что значит твой приезд?
— Слишком много мне чести, что приветствуешь меня первым, — отвечал Зигфрид, — подобает привет твой вот этому отважному рыцарю, что стоит передо мной: он мой господин. Он родом с Рейна и ради тебя прибыл в эту страну. Он хочет снискать твою любовь во что бы то ни стало. Подумай, пока есть время, — господин мой не откажется от своего намерения. Зовут его Гунтером, и он могучий король: он ничего не ищет, кроме твоей любви.
Мне же он приказал ехать сюда, и если бы было можно, я бы, конечно, не поехал.
— Ну, если он — господин, а ты — слуга, то пусть же мета победит он в играх, — их назначу я сама, — и тогда его я буду любить, а если нет, то он погибнет прежде, чем стану я его женой.
— Госпожа, — сказал тут Зигфрид, — потрудись назвать нам свои игры, — трудны же они должны быть, если господину моему возможно их проиграть! Быть может, все же добудет он себе невесту.
— Он должен бросить камень и прыгнуть сам за ним вслед; потом он должен еще со мной сразиться на копьях. Подумайте, прежде чем согласиться: если оплошает он хотя бы в одном, — вы все проститесь с жизнью.
Могучий Зигфрид, подойдя к Гунтеру, советовал ему согласиться на все: ничего дурного с ним не случится и все кончится совсем не так, как предполагает в своей заносчивости королева.
— Великая королева, — сказал тогда король Гунтер, — если бы ты потребовала даже большего, я и тогда согласился бы на все: я — рискую сложить свою голову, ты — стать моей женой.
Тогда королева приказала готовить игры. Себе потребовала она боевые доспехи, — крепкий панцирь и надежный щит; под панцирь надела она подлатник из шелковой ливийской ткани, которой никогда не рассекало оружие. Одеваясь, она все время угрожала рыцарям. Данкварт и Гаген были сильно озабочены исходом игр. «Поездка эта не доведет нас до добра!» — так думали они. Тем временем Зигфрид, хитрец, никем не замеченный, успел сбегать к кораблю, где был спрятан у него плащ-невидимка, поспешно накинул его на себя и стал невидим. Вернувшись, он застал королеву, окруженную рыцарями: она распределяла игры.
Был очерчен круг, где на глазах у многочисленных отважных рыцарей должна была происходить игра: было там более семисот вооруженных воинов, — должны были они решить, кто выиграл игру.
Вот пришла Брунгильда, вооруженная, точно предстояло ей сражаться из-за целого царства. За нею шли ее слуги: они несли ее щит из светлого золота. Посередине щит этот был в три пяди толщиною, и его с трудом несли четыре камергера.
Увидя щит, могучий Гаген смутился духом и сказал: «Ну, король Гунтер, выйдем ли мы теперь целы из беды? Женщина, которой ты добиваешься, — жена самого дьявола!»
Потом принесли ей копье, тяжелое, большое, — его всегда она метала: его несли трое из ее воинов. И сам отважный Гунтер стал тут задумываться: «Против такого копья не устоял бы даже дьявол. Нет, если бы был я теперь на Рейне, то надолго была бы она свободна от моих притязаний на ее любовь!» — так думал он.