— Ковинд Шек, так его звали.
— Ковинд Шек, значит, — сказал Тей, который это уже знал, и перед его глазами развернулся пикт мужчины и его досье, — не смог выполнить свою последнюю миссию на том же уровне, на каком проделал остальные свои операции.
Он добился реакции. Лицо Адальбректа исказилось, словно Тей всадил в него клинок.
— Он был довольно способным человеком, не правда ли?
— Вы общались с Ковиндом Шеком. Он имел доверительное положение среди вашей паствы. Как вы оценивали его во время работы с ним?
Это был безжалостный вопрос. Он просил Адальбректа опорочить себя еще чуть больше, объяснить собственными словами, насколько ловко обхитрил и победил его Шек.
Тей неожиданно для себя восхитился тем, что проповедник ответил сразу.
— В то время я счел, что он… серьезный человек. Как все ашекийцы, которых я знал. Замкнутый, тихий, скупой на слова. Все время задумчивый. Вы знаете… — Адальбрект изобразил поджатые, напряженные губы. Это была распространенная привычка у местных, обозначающая, что они оставляют свои мысли при себе.
Тей, чье лицо неспособно было менять выражения, все равно кивнул.
— Он был очень убедителен, — продолжал Адальбрект. — Как бы это для вас ни звучало, я знаю, что я не единственный, кто на это попался. Шек пользовался доверием у всех нас. Он действительно казался тем, кем хотел быть. Обычный ашекийский беженец, который не поддался технокультам Архиврага и хотел очистить свой мир и восстановить его под сенью аквилы.
— Он был старшим членом вашей паствы? Какими религиозными практиками он занимался?
Адальбрект пожал плечами и снова скривился. Видимо, рана в спине еще не совсем зажила.
— У него не было какого-то конкретного религиозного ранга, — сказал он. — Он был наблюдателен. Присутствовал на всех службах, где я проповедовал рабочим. Теперь я думаю, что он тщательно старался соблюсти свое прикрытие. Он знал стандартные вопросы и ответы в церемониях свидетельствования или самоотречения паствы. Он… не отличался заметной набожностью, не устраивал проблем. Он сливался с остальными.
— Просто один из многих.
— Один из многих. Он хорошо работал, но это не моя сфера. Я занимаюсь духовным возрождением Ашека, а не физическим.
В голос Адальбректа кратко вспыхнула несломленная гордость. Тей был странно рад этому.
— Близкие сподвижники Шека? Те, что использовали имена Йопелл и Псинтер?
— А, это были ложные имена? Многого я о них не скажу. Я знаю, что они были лидерами заговора, и это все. Вам лучше узнать об этом у надсмотрщиков Администратума, — он издал горький смешок. — У тех, что остались после того, как бунтовщики сожгли логистические центры.
— Однако вы поддерживали моральный дух и общий уклад рабочих лагерей, — сказал Тей. — Ваша работа основывается на знании паствы. Эти бунты были так же рассчитаны и целенаправленны, как до сих пор продолжающиеся инфильтрации на кладбище?
Адальбрект покачал головой. Второй раз за беседу в нем зашевелилось оживление.
— Мое мнение? Они спонтанны. Принцип, по которому активные заговорщики организовывали беспорядки, чтобы прикрыть себя, довольно-таки очевиден, если подумать задним умом, и эти бунты ему не соответствуют. Они все еще полны гнева, они знают, что Шек мертв, поэтому теперь они в свободном падении, и им нечего терять, и еще они боятся того, что еще может произойти с их Королями.
— Их Королями, — эхом повторил Тей.
— Их Королями.
— Множественное число. Интересно.
— Совершенно точно. Те двое, которые мне встретились на кладбище, определенно использовали множественное число. Вы думаете о каком-то одном из них?
— Я думаю о них всех. Напомните мне о встрече на кладбище. Кстати, то, что вы сделали, достойно одобрения. Вы браво сражались. Многие из ваших коллег не пережили бы подобного испытания.
— Они разгневали меня.
— Ваш отчет о событии не упоминал ваше эмоциональное состояние. Но я вас понимаю.
— Они назвали меня «орлолюбом».
— Не то оскорбление выбрали, как оказалось, — сказал Тей.
Адальбрект по-прежнему смотрел в пол, вспоминая.
— Сказали мне, что они слушают своих Королей, а не аквилу.
— Что это ночь, в которую Короли найдут свои голоса. Так ведь они сказали вам, верно?
— Верно, — сказал Адальбрект. — Определенно, Короли. Множественное число. Вы хотите понять, почему Наследный Король был единственным, который не заговорил?
Тей не ответил, но наклонил голову к левому плечу, глядя на Адальбректа — проявление языка тела, которое мозг помнил по полностью органическим дням его жизни.
— Вы прибыли, чтобы узнать о Наследном Короле. Другого и быть не может. Он единственный, который остался в хотя бы отдаленно рабочем состоянии, потому что его единственного так и не вывели в поле. Они только закончили строить его и начали катить на север, когда титаны сожгли Высокий улей. Он не увидел сражений. Все остальные — просто развалины. Вот зачем вы сюда прибыли, так?
Адальбрект помотал головой.
— Не обращайте на меня внимания. Я не то что бы способен кому-либо угрожать. Даже другие Адептус уже не прислушиваются к моим проповедям, так мне кажется. Мы просто следуем рутине, пока очередной бессмысленный бунт не прикончит тех из нас, кто еще остался. Потом они все придут и постучат в ворота вашего кладбища. Тогда они будут вашей проблемой. Скажите тамошним техновидцам, что я пытался их предупредить.
— Вы настолько неуверены в адептах Администратума, которые здесь остались? И надзирателях Муниторума?
Адальбрект скорчил безрадостную ухмылку мертвой головы.
— Они перестали выпрашивать новых бойцов, чтобы присмирять эту толпу — фронт двинулся дальше, новая стадия войны утягивает солдат с этой планеты быстрее, чем они успевают написать прошение об их замене. А те, кто еще не успел выбраться, уже начали умолять о переводе подальше от этого… — еще одно вялое помахивание рукой, — …от этого места. Их не переведут. Никто не хочет находиться рядом хоть с кем-то, кого хоть как-то затронула эта темная дрянь, и они не будут бросать свежие ресурсы на то, чтобы поставить все это обратно на ноги и заставить снова работать. Они просто оставят нас всех гнить в пустыне вместе с машинами, которые мы пытаемся прикончить ради них.
Ухмылка исчезла. Налитые кровью глаза уставились в лицо Тея. Адальбрект снова поднял свой маленький наколенный стол. Записки, которые он делал, были началом экклезиархального псалма покаяния, которое повторялось снова и снова, копируемое с угрюмой и методичной точностью.
— Мы все здесь умрем. Я — всего лишь единственный, кто с этим смирился.
XVII
— Могу ли я поинтересоваться, что вы узнали в лагере рабочих, магос?
Тей услышал вопрос Адджи, но поначалу не ответил. Он стоял рядом с Бочонком в том месте, где одна из более широких трон вливалась в участок расчищенного пространства вокруг покатого подножия Наследного Короля. Вид Короля с этой позиции был последним, что увидел бы в своей жизни встретившийся с ним имперец — так замышлял Асфодель, или так, по крайней мере, казалось магосу. Острие гигантского носового тарана в вышине, огромные бастионы, нависающие над ним, как будто вот-вот обрушатся и раздавят его. Тей едва мог себе представить, как бы выглядел Король, по-настоящему надвигающийся на него. Даже неподвижный, он производил впечатление такой массы и мощи, что пространство вокруг него как будто изгибалось.
Тей вышел из шестиколесного транспорта Муниторума на периметре кладбища и на секунду задержался, чтобы загрузить логи предыдущего дня из скитария, который встретил его и эскортировал внутрь. День был спокойный, и Тей решил пойти повидать Наследного Короля пешком. Он чувствовал себя настолько уверенно, что доверил процесс хождения автоматической программе, связанной с его зрением и глазами Бочонка, а сам тем временем отключился от материального мира и медитировал под водопадом данных, изливаемом архивными хранилищами.