— Ах, дьявол, чуть не попались,— чертыхнулся Матвей,— надо было ехать через поселок…
— Это крюк в пять километров,— сказал я, выруливая задом на дорогу.— Ничего, время у нас есть… Пока Хриплый доберется до дачи, пока войдет в дом и найдет Бледнолицего…
— Минут пятнадцать у нас в запасе есть,— прикинул Матвей.
— Нет, меньше — десять,— возразил я и прошептал: — Друг, не подведи.
Вездеход стал медленно взбираться на горку. Перед шоссе был крутой подъем. У меня, когда я вижу подобную картину, всякий раз замирает сердце. Как старому человеку, то есть старой машине, преодолеть такой подъем? Ведь сердце, то есть мотор, может не выдержать.
Взобравшись на шоссе, вездеход остановился передохнуть. А я его не торопил.
— Чего ты стоишь? — вскипел Матвей.— Они вот-вот бросятся в погоню.
— Погоди,— про себя я считал, сколько бы мне понадобилось времени, чтобы перевести дух, если бы я вскарабкался на эту горку.— Все, поехали.
И отпустил педаль тормоза. Вот Матвей вроде неглупый человек, а не может понять простую вещь, что нельзя подгонять старика. Я имею в виду, конечно, мой вездеход. Старик сам знает, когда ему отправляться в дорогу.
— Хриплый остановил машину метрах в пятидесяти от дачи,— Матвей принялся комментировать события, которые он не видел,— и, соблюдая осторожность, двинулся к дому.
— Мне показалось, что с ним девушка,— заметил я.
— Да, это блондинка Бледнолицего,— с уверенностью произнес Матвей, словно перед ним находился телевизор, на экране которого он и наблюдал происходящие события.
— Наверное, в ее квартиру они собирались отвезти детей,— пришла ко мне неожиданная догадка.
— А вот они распахнули калитку,— Матвей снова взялся за свой репортаж,— поднялись на крыльцо и увидели, что дверь заперта… Это вызвало подозрение у Хриплого. Значит, что-то случилось…
— Ах, черт, зачем я закрыл на замок дверь? — огорчился я.
— Хриплому не впервой открывать чужие дома без разрешения их хозяев,— продолжал Матвей.— Повозившись немного с замком, Хриплый очутился на веранде. Вдвоем с блондинкой они обегали все комнаты в поисках Бледнолицего…
— А того нигде не видно,— включился и я в репортаж.-— Но вот до слуха блондинки донеслись приглушенные стоны…
— Хриплый подставил лестницу, влез на чердак,— подхватил Матвей,— следом за ним забралась блондинка. И что же они увидели?
— Они увидели связанного по рукам и ногам Бледнолицего, а пленников и след простыл,— продолжал я.
— Хриплый пытается освободить от веревок приятеля, но это ему не удается,— Матвей явно гордился делом рук своих.
— В попытках развязать Бледнолицего проходит три минуты,— вставил я.
— Нет, пять минут,— не согласился Матвей.
Сейчас мы напоминали футбольных комментаторов, которые, перебивая друг друга, ведут репортаж со стадиона. Или мальчишек, делящихся впечатлениями от просмотренного фильма…
— Стоп,— вдруг перешел на шепот Матвей.— Поворачивай назад — милиция!
Мимо нас одна за другой пронеслись две «канарейки». Так прозвали милицейские машины за их ярко-желтую окраску. Все почтительно уступали им дорогу.
Я сбавил скорость, приготовился к повороту. Но, как назло, навстречу двигалась колонна военных машин. Зеленые тяжелые грузовики растянулись на десятки метров… Придется подождать. Я свернул к обочине и выключил мотор.
— Значит, ты все-таки сказал в милиции, куда мы отправились? — спросил я Матвея.
— Само собой,— ответил Матвей.
— А зачем ты каких-нибудь пятнадцать минут назад наплел с три короба, что никакой милиции не будет и надо поскорее уносить ноги,— напомнил я.
— И, как видишь, оказался прав,— Матвею не были ведомы сомнения.
— Но врать-то зачем? — вскипел я.— Всегда лучше говорить правду…
— Не уверен,— помотал головой Матвей.— Скажи я правду, мы бы сейчас сидели на веранде и распивали чаи. И дождались бы момента, когда распахнулась дверь, ворвался Хриплый и скомандовал: «Руки вверх!»
Нет, Матвея не переубедишь. Всю нашу жизнь мы врали. И, разумеется, делали это ради высших интересов. Только сейчас, с трудом, запинаясь, начинаем говорить правду… Но то и дело сбиваемся на вранье...
Колонна военных грузовиков, наконец, прошла. Я глянул в зеркало, чтобы посмотреть, кто за мной едет, и увидел идиллическую картину.
Анюта спала, положив голову на плечо Андрюше. И Андрюша прижался к ней и сладко посапывал. У него был вид обыкновенного, но страшно симпатичного мальчишки. Боже, как я мог вообразить, что он строит козни, плетет сети заговора против собственных дедов? Ведь он ребенок, пусть трудный, но где они, скажите, легкие? И Андрюша нуждается в нашей защите…