Но была в моих стройных логических рассуждениях одна неточность. Матвей не из тех людей, кого называют гостеприимными. Он, конечно, порасспросит внука о том, о сем, может и чаем угостить, а потом распрощается и отправит его к нам, на дачу.
В общем, пока добрался до Матвея, перебрал в уме несколько вариантов и ни на одном не остановился.
Дверь открыл Андрюша. Увидев меня, он не удивился, не ахнул, словно знал, что я приеду.
— Проходи, дед.
Вообще, я не припомню, чтобы Андрюша хоть удивился, поразился, или, хуже того, растерялся, впал в панику. Это я поражался, восхищался, удивлялся, а внук лишь посмеивался надо мной, как умудренный жизнью человек, которому про все на свете ведомо и знамо.
— Ты почему не приехал? — накинулся я на него.— Бабушка с Анютой переполошились…
— Я не могу оставить дедушку одного,— невозмутимо ответил внук.
— А что с ним? — встревожился я.
Матвей лежал на диване, укрытый пледом, и пил чай из кружки, стоявшей на табуретке.
— Здоров! — приветствовал я Матвея.
— Не здоров, а болен,— огрызнулся Матвей.
— Ты что надумал в такую жару хворать? — Мне показалось, что Матвей выглядел как обычно.— Дай-ка я тебя посмотрю, все-таки я хоть и на пенсии, но врач…
— Детский,— не преминул меня уколоть Матвей.
В его устах это прозвучало, как невсамделишный, игрушечный врач.
— А старые люди, что малые. Одни болезни, одни капризы,— не остался я в долгу, щупая пульс.— А ну-ка, покажи язык.
— С большим удовольствием,— Матвей открыл рот и высунул язык.
— Закрой пасть! — бесцеремонно приказал я и, прижав ухо к худой груди друга, послушал сердце.— Вроде, все более-менее… На что жалуешься?
Матвей бросил вопросительный взгляд на внука.
— Когда я приехал к деду, на нем лица не было,— объяснил Андрюша.— Я решил, что он заболел…
— Ах, так это ты решил,— не сдержался я.
— Да, я решил остаться,— не дал себя сбить с толку Андрюша,— а то некому стакан воды подать…
Матвей шмыгнул носом и поспешно отвернулся к стене. Чтобы никто не заметил, что у него на глаза навернулись слезы. Укатали сивку крутые горки! Железный человек, и вдруг — слезы! Я считал: выдавить из Матвея слезинку — все равно что из камня выдавить каплю воды. Ничего не получится, как ни старайтесь. Выходит, ошибся…
— Ты меня извини, дедушка,— Андрюша обратился ко мне,— но не по душе мне эти дачи, автомобили.
Я чуть не задохнулся — какая наглость! Только что утром, просил-молил, чтобы я составил завещание, куда бы, естественно, были бы внесены и дача, и автомобиль, и яблони, а сейчас пламенно выступает против частной собственности…
— Моя кровь,— с гордостью произнес Матвей. Он уже не стыдился своих слез, потому что это были слезы радости.— Все-таки пробилась, проявилась во внуке...
Ну, ладно, убедился, что Андрюша не потерялся, и пора на дачу — бабушка с Анютой волнуются…
— Мне пора, Настя с Анютой, поди, с ума сходят,— я пожал руку Матвею.— Поправляйся!
Андрюша проводил меня до входной двери.
— Когда тебя ждать? — спросил я у внука.
Андрюша пожал плечами. Мол, откуда он знает? Когда дед поправится, Андрюша и приедет…
Я вел машину и думал о том, какой прекрасный у нас внук. Сидит у постели больного деда и заботится о нем. Настоящая сестра, вернее, брат милосердия. Пусть дед и не шибко болен, но у стариков хворей предостаточно, искать не надо, сами найдутся, и тепло и забота им нужнее, чем кому-либо… Андрюша — молодец, возится с больным, капризным стариком, которому трудно угодить, обрек себя на сидение в душном, насыщенном выхлопными газами, городе, когда на улице лето, каникулы, и совсем рядом — дача с озером, свежим воздухом и вкусными бабушкиными обедами. И вот человек — мальчишка, пацан! — от всего этого отказывается, чтобы не отходить от постели больного деда. Было от чего прийти в умиление!
Но время от времени ко мне приходила иная мысль. Я гнал ее в дверцу, она влезала в окно. А не устроил ли Андрюша все это представление, да-да, именно представление с больным, чуть ли не умирающим дедом в пику мне? Мол, ты отказался даже вести речь о завещании, ну так в отместку тебе я переметнулся к другому деду…
Мне стыдно было, что подобная мысль посещала меня» и поэтому я не стал делиться своими сомнениями с Настей, а просто рассказал ей и Анюте о том, чему стал свидетелем у Матвея в квартире.
— Какое у него доброе сердце! — воскликнула Настя, имея в виду, естественно, Андрюшу.— Как у нашего Сережи!
Анюта ничего не сказала, но по ее сияющему лицу было видно, что она восхищается самоотверженным поступком Андрюши.