К горлу Джамины подкатила тошнота. Нет, она понимала, что её младшая сестрёнка превратилась в настоящее чудовище, но пасть столь низко?
— За Мадлика? — не веря собственным ушам, переспросила она. — За эту слизь?
— Ах, зачем ты так говоришь о родне? — Имида усмехнулась, и эта гримаса совершенно не была похожа на её обычную очаровательную улыбку. — В последнее время мы много с ним общались. Он может быть даже милым, особенно если выдать ему пирожных. Тогда вообще лапочка. Сидит в углу и не мешает.
— И ты… ты правда рассчитываешь родить от него ребёнка? Ты хоть представляешь, каким он станет?
— От него? — Имида приложила пальчик к выпяченным губам, делая вид, будто размышляет. — Ну, от него — вряд ли. Но дядюшка Куддар ещё вполне крепок телом, а если нет — всегда можно найти смазливого раба. Можно даже подыскать не смазливого, а похожего внешне на Мадлика. Тогда все точно поверят, что чудеса возможны и боги даровали роду Хафесты благословение после череды страданий.
Джамина покачала головой:
— Боги прокляли род Хафесты ещё сильней, чем раньше. Прокляли его тобой. Ты — самое чудовищное, что случалось с нашей семьёй.
— Неужели? — Имида фыркнула. — Чудовищней тебя, женщины, которая скрыла следы моего преступления? Женщины, которая ради наследства спуталась с грязным отребьем из Гадюшника — не думай, будто я не знаю, дядюшкины лазутчики уже донесли об этом Скорпионе или как его там. Неужели я хуже тебя, сотворившей всё это?
Несколько секунд Джамина думала, затем решительно кивнула:
— Да, Имми. Ты хуже, чем я. Намного хуже.
Кое-как взяв себя в руки, Имида попыталась нежно и обаятельно улыбнуться. Вышло не очень: губы девушки подрагивали, а глаза метали молнии, так что улыбка вышла кривой.
— Завтра, дорогая сестричка… завтра, когда тебя повезут на казнь под улюлюканье толпы… когда палач начнёт свою работу… ты пожалеешь, что отказалась от моего последнего подарка. Ты, всегда такая уверенная в себе, такая недоступная, любимица отца, умница, глядевшая на меня сверху вниз… ты пожалеешь.
— Уходи, — Джамина чувствовала, как тело предательски трясётся. Странное веселье прошло, оставив после себя озноб. Скоро ещё, не дай боги, зубы стучать начнут… — Убирайся прочь. С этой минуты мы не сёстры.
— О, неужели? — Имида хихикнула, и этот детский смех внезапно прозвучал куда страшней, чем недавние вопли. — Ты можешь считать так, дорогая, но я буду печалиться о тебе. И о тебе, и об отце. Пролью немало слёз, их все увидят.
— Не смей… даже упоминать… нашего отца. Ты, убийца!
— Нет, дорогая, — счастливый смех заставил Джамину невольно содрогнуться. Может, сестра просто безумна? Это многое бы объяснило. Не злоба, а злой рок, помутнение рассудка… — Убийца здесь ты, сестричка. Ты, а вовсе не я. Завтра об этом узнает весь Падашер. Я — лишь несчастная жертва. Как знать, не спаси меня дядюшка Куддар, вдруг я последовала бы за отцом в царство Умбарта? Именно так скажут люди.
— Они могут говорить, что угодно. Я знаю. Знаешь ты. И знают боги, Имми. Когда мы встретимся в царстве Умбарта…
— О, вот когда мы там встретимся, тогда я и отвечу за свои грехи, реальные или выдуманные! А сейчас… — голос Имиды вновь опустился до злого шёпота, — сейчас твоя очередь страдать!
Лицо девушки искривилось в злобной гримаске, но лишь на миг — затем Имида окончательно успокоилась и несколько раз кивнула в такт собственным мыслям. Они явно показались ей приятными:
— Увы, сестричка. В этой игре должна выиграть одна лишь я. Так было предопределено.
Имида направилась к двери. Постучала, привлекая внимание охранника. И уже на пороге мягко произнесла:
— Может, всё-таки подберёшь кусочек с пола? Он вкусный, поверь. И… как ты сама сказала, это быстро.
— Пошла вон, — ровным голосом ответила Джамина. Имида пожала плечами:
— Как грубо… Ладно, это твой выбор. Хотя жаль, очень жаль.
Дверь за ней закрылась, и Джамина позволила себе сгорбиться, закрыв лицо руками. Пока охранник не поднял её с жёсткого сиденья, у неё ещё оставалось несколько мгновений для беззвучных рыданий.
В углу каморки неподвижно валялась мёртвая крыса.
— А всё-таки, Аш, — Далра задумчиво катала по столу шарик, наскоро слепленный из хлебного мякиша, — почему ты решил помочь Скорпиону?
— Я? — бывший жрец деланно приподнял бровь, всем своим видом демонстрируя изумление. — А разве это не ты горела желанием восстановить справедливость?