И тем не менее ей было неприятно, что этот человек позволяет себе вторгаться в ее личную жизнь.
– Вы, кажется, весьма осведомлены о моих делах, мистер Уайлдер, – с легким вызовом бросила она.
– Насколько мне помнится, в тот день вы как раз получили официальное уведомление об окончательном разводе и намеревались отпраздновать это событие. Мужчина не в состоянии забыть тот день, когда молодая – и, надо добавить, на редкость привлекательная женщина – объявляет о том, что она свободна.
Что касается самой Эбби, то она уже давно забыла, зачем вломилась в кабинет своего отца тем весенним днем.
– Неужели вы и это помните? – удивленно спросила она заметно потеплевшим тоном. – Я польщена.
– Правда?
Женщина посмотрела на собеседника с внезапно проснувшимся интересом. Удивительно, как ловко он перехватил сказанную ею реплику и направил ее против самой Эбби! На секунду в ней снова проснулся интерес к окружавшим ее вещам – впервые с тех пор, как она получила известие о смерти отца, – но только на секунду. Она не могла избавиться от боли, терзавшей ее с того момента, особенно теперь, когда заколоченный гроб с телом отца все еще находился в поле ее зрения, а в воздухе стоял тяжелый, сладкий запах сотен роз.
Маккрей бросил взгляд на украшенный бронзой гроб.
– Хочу сказать вам, что я скорблю о кончине вашего отца.
Эбби пожалела, что он произнес эту затертую фразу и ей теперь необходимо ответить такой же банальностью.
– Благодарю вас, – сказала она. – Спасибо за доброту.
Он отошел, и женщина почти физически ощутила его отсутствие, однако ей было некогда зацикливаться на этом – другие люди ждали своей очереди высказать ей слова соболезнования, и печальная церемония вновь потекла своим чередом. Однако глаза Эбби неустанно перескакивали с лица на лицо в надежде отыскать загадочную женщину, кем бы она ни была.
Рейчел Фэрр наблюдала за ней с некоторого отдаления, глядя, с какой уверенностью и грацией она двигается в толпе. Все дело в этом маленьком и дорогом черном платье, решила Рейчел, простом и в то же время элегантном – с атласными накладками на рукавах, разрезом и вышитым воротом. А может, дело было в том, как она уложила свои волосы – сложным пучком на затылке, придававшим ей стильный и в то же время полный достоинства вид. В отличие от самой Рейчел, она явно не страдала от жаркой и влажной погоды. Ее платье не прилипало к телу, а волосы не были влажными от пота. Рейчел знала, что сегодня будет жарко, но не ожидала такой духоты. Вообще-то штату Техас присущ сухой воздух, бурая почва и равнинный ландшафт. Что же касается Хьюстона, то этот город, хотя и расположен на плоской местности, однако отличается обилием зелени и, как следствие, высокой влажностью.
Рейчел бросила взгляд на красную розу, которую сжимала в руке. Бархатные лепестки цветка уже начали скручиваться от жары. Она купила эту розу у цветочного лотка в терминале Хьюстонского межконтинентального аэропорта накануне вечером, прилетев сюда из Калифорнии. Рейчел собиралась положить этот цветок на гроб Дина, как знак своей любви к нему, а вот теперь стояла и боялась сделать этот простой, казалось бы, жест.
Вчера вечером она приехала к похоронному бюро, но побоялась зайти внутрь, опасаясь бурной реакции его семьи и не желая становиться причиной некрасивой сцены. А сегодня, пока в церкви шла заупокойная служба по Дину, она сидела в машине, отчаянно желая находиться внутри и в то же время странным образом ощущая себя недостаточно чистой для того, чтобы присутствовать при этом священном действе. Наконец она пристроилась в хвост длинной процессии из «Мерседесов», «Линкольнов», «Роллс-Ройсов» и «Кадиллаков» и проследовала вместе с ними на кладбище, что раскинулось на самом краю города.
Снова и снова думала Рейчел о том, что если бы ей не позвонила секретарша отца, никому и в голову не пришло бы уведомить ее о смерти Дина. Она могла бы узнать об этом спустя дни, недели, а то и месяцы. Рейчел попыталась выразить свою благодарность миссис Андерсон, но ощутила, как неловко чувствует себя пожилая женщина, стоя рядом с ней на этих похоронах.
Это было нечестно! Она ведь тоже любила Дина. Наверняка его близкие поняли бы ее желание скорбеть вместе с ними и разделить боль от общей утраты. Рейчел имела от него так мало, а они – так много. Все равно она положит розу на его гроб – пусть думают что хотят!
И, не позволив себе больше ни секунды колебаний, она слепо пошла по тропинке, разделявшей длинные ряды могил. Ее низкие каблуки утопали в толстом травяном ковре, она быстро шагала между пятнами тени от ветвей могучих дубов, что молчаливыми стражами величаво раскинулись над этим царством мертвых. Казалось, Рейчел плывет в безвоздушном пространстве, заключенная в плотную оболочку своего горя, сквозь которую не проникали ни звуки, ни краски окружающего мира.
И все же, несмотря на снедавшие ее боль и отчаяние, Рейчел сознавала парадоксальность этой ситуации. Поскольку она всегда могла претендовать только на маленький кусочек его жизни, сейчас ей было позволено воспользоваться таким же крошечным кусочком его смерти. И только теперь, когда она задумалась над тем, насколько это несправедливо, из ее глаз покатились слезы. Она была не в силах изменить это положение вещей. Это мог сделать лишь Дин, а он был мертв.
Внезапно Рейчел увидела перед собой гроб, усыпанный солнечно-желтыми розами. Она остановилась и после некоторых колебаний положила свою увядшую красную розу поверх этого покрывала. На фоне этого великолепия ее цветок выглядел таким жалким и никчемным, что ей снова захотелось заплакать. Рейчел моргнула, чтобы сбросить повисшие на ресницах слезы, прощальным жестом провела пальцами по крышке гроба и повернулась, чтобы пойти прочь. Однако в этот момент она увидела Эбби, стоявшую в каких-то пятнадцати футах и глядевшую на нее с озабоченным и в то же время растерянным видом. На какую-то долю секунды Рейчел непроизвольно вздернула подбородок чуть выше обычного и двинулась вперед – в тот же момент, что и Эбби.
Они встретились на полпути. Первой заговорила Эбби:
– Кто вы? Я вас знаю? – В ее голосе звучал тот же мягкий техасский говорок, что и у Дина. Рейчел заметила, что Эбби ниже ее на добрых четыре дюйма, однако от этого она не испытала ни грана превосходства – одну только неловкость и собственную неуклюжесть.
– Меня зовут Рейчел. Рейчел Фэрр. Я из Лос-Анджелеса.
– Из Лос-Анджелеса? – задумчиво нахмурившись, переспросила Эбби. – Отец совсем недавно вернулся оттуда.
– Я знаю. – При мысли о том, что Эбби не имеет ни малейшего представления о том, кто стоит перед ней, Рейчел почувствовала еще большую боль и обиду. – Дин говорил мне, что мы с вами очень похожи. Теперь я вижу, что он был прав.
– Так кто же вы? – требовательно повторила свой вопрос Эбби.
– Я – его дочь.
Эбби вспыхнула от гнева и неожиданности.
– Это невозможно. Его дочь – я. И я же его единственный ребенок.
– Нет, вы…
Но Эбби не желала больше слушать эту нелепую ложь.
– Я не знаю, кто вы такая и что вам здесь нужно, – заговорила она, делая усилие, чтобы не возвысить голос, – но если вы не уйдете сию же секунду, я прикажу вышвырнуть вас вон с этого кладбища.
2
Ослепнув от слез, Рейчел кинулась прочь, стремясь как можно скорее очутиться далеко отсюда. Она жалела, что вообще пришла на похороны. Это было ошибкой, чудовищной ошибкой.
А как еще должна была реагировать Эбби на ее появление? Неужели Рейчел рассчитывала, что Эбби откроет ей объятия и встретит как родную долгожданную сестру? В общем-то, они действительно являлись друг другу сестрами, правда, сводными, если говорить точнее. Много лет назад Рейчел буквально не вылезала из публичной библиотеки Лос-Анджелеса, листая журналы и провинциальные газеты. Ее одолевал настоящий голод, ей хотелось как можно больше узнать о своем отце, с которым так редко удавалось видеться. Чем он был занят в то время, когда не находился с ней? Где он жил, как? Несколько лет подряд Ривер-Бенд часто упоминался в ряде журналов – преимущественно тех, которые писали о выращивании лошадей арабской породы. Дин редко сообщал Рейчел о таких публикациях, но каждый раз, открывая подобный журнал, она неизменно натыкалась на большие цветные снимки: Эбби гарцует на роскошном арабском скакуне, а рядом с гордым выражением стоит сам Дин.