- Да, - признал Лайош, склонив повинную голову. - Так делать - очень опасно.
- Да, опасно, - повторила я, инстинктивно я говорила тише, потом замолчала. Я никогда еще не говорила так долго и страстно. Я запыхалась.
- Так что оставим эту тему, - сказала я. Вдруг я почувствовала слабость. Мне хотелось плакать, я села, сложила руки и выпрямила спину, но, должно быть, очень побледнела, потому что Лайош посмотрел на меня с беспокойством.
- Хочешь стакан воды? Кого-то позвать?
- Не надо никого звать, - ответила я. - Это неважно. Похоже, я уже не так здорова, как прежде. Послушай, Лайош, когда двое людей еще находятся на том уровне, когда не доверяют словам друг друга, у них есть достаточно почвы, хоть и зыбкой, для строительства отношений. Эта почва может быть топью или зыбким песком. Ты знаешь, что здание, которое ты построил, в конце концов упадет, но в этой затее всё равно есть что-то настоящее, человечное и предопределенное судьбой. Но те, кого судьба обрекла на строительство отношений с тобой, находятся в гораздо более сложной ситуации, потому что в один прекрасный день они будут вынуждены заметить, что строят замки из воздуха, из пустоты. Некоторые люди лгут, потому что такова их природа, потому что они ищут какую-то выгоду или спонтанное мимолетное удовольствие. А ты лжешь так же, как идет дождь: можешь лгать слезами, можешь лгать поступками. Это, должно быть, очень тяжело. Иногда я думаю, что ты - истинный гений...гений лжи. Ты смотришь в мои глаза или прикасаешься ко мне, из твоих глаз льются слёзы, я чувствую, как дрожит твоя рука, но всё это время я знаю, что ты лжешь, что ты всегда лгал, с самого начала. Твоя жизнь была одной сплошной ложью. Я даже в твою смерть не поверю - это будет очередная ложь. О да, ты - истинный гений.
- О, вот ты как заговорила, - спокойно сказал Лайош. - Как бы то ни было. я привез тебе письма. В конце концов, я написал их тебе. Вот они.
Простым учтивым жестом он достал три письма из кармана плаща и вручил их мне.
18
В тот момент меня не очень интересовало содержание писем. Мне были известны таланты Лайоша в их написании. Но я внимательно изучила конверты. На всех трех было указано мое имя и адрес, почерк очевидно принадлежал Лайошу, знак франкировки подтверждал, что их доставили по моему адресу двадцать два года назад, за неделю до свальбы Вильмы и Лайоша. Но я точно знаю, что их не получала. Их не так-то сложно было бы украсть - Вильма всегда следила за почтой, забирала письма у почтальона, и у нее был ключ от серванта. Я внимательно изучила конверты со всех сторон, а потом бросила их на сервант рядом с безделушками и фотографией Вильмы.
- Ты не хочешь их прочесть? - спросил Лайош.
- Нет, - ответила я. - Зачем? Я верю, что там написано то, что ты мне сказал. Они не очень и важны. Ты, - я говорила почти в безумии, произнося слова так, словно совершила великое открытие. - Ты даже факты можешь заставить лгать.
- Ты никогда не получала мои письма? - спокойно спросил Лайош, словно его не очень-то беспокоила моя критика.
- Никогда.
- Кто их украл?
- Кто украл? Конечно, Вильма. Кто же еще? Кто еще получил бы от этого выгоду?
- Конечно, - согласился Лайош. - Это не мог сделать никто иной, кроме нее.
Он подошел к серванту, внимательно изучил штампы на письме и франкировку, потом наклонился ближе и посмотрел на фотографию Вильмы с улыбкой добродушного интереса, от сигары в его руке поднимались завитки дыма. Он был полностью поглощен фотографией, словно меня не было в комнате, качал головой, потом тихо восхищенно присвистнул, так, как один грабитель мог бы восхищаться работой другого. Он стоял там, широко расставив ноги, одна рука - в кармане плаща, в другой руке - дымящаяся сигарета, довольный профессионал.
- Да, хорошая работа, - в конце концов сказал Лайош и повернулся ко мне, остановился в шаге от меня. - Но в таком случае, - продолжил он, - чего ты от меня хочешь? В чем мое преступление? Мой долг? Великая вещь, которую я не сделал? В чем ложь? Это - просто детали. Но было мгновение, - он указал на письма, - когда я не лгал, когда я расставил руки, потому что у меня закружилась голова, словно у канатоходца. А ты мне не помогла. Никто пальцем не пошевелил. Так что я танцевал, как мог, потому что тридцатипятилетний мужчина не очень-то хочет упасть с такой высоты...Ты ведь знаешь, я не склонен к сентиментальности, это правда, я даже не подвержен страстям. Меня интересовала жизнь...риск...игра, как вы это называете. Я не тот мужчина, который бросит всю жизнь к ногам женщины, пожертвует всем ради страсти и чувств, и никогда таким не был. Вовсе не непреодолимый поток чувств принес меня к тебе, сейчас я могу тебе об этом сказать. Я не хочу заставить тебя плакать, не пытаюсь растопить твое сердце. Это было бы смешно. Я пришел не для того, чтобы умолять. Я пришел требовать. Теперь понимаешь? - спокойно, дружелюбно, но мрачно спросил Лайош.