Мы починили как могли свою изодранную одежду, а Джиджетто залатал наши башмаки тюленьей кожей, которой у старика было очень много. Потом мы запаслись провизией, взяли с собой компас, ртутный барометр и тонкую веревку длиною в восемьдесят метров и двинулись в путь. Мы отправились в пещеру, сообщавшуюся с морем, чтобы определить давление воздуха на уровне моря. Питер, самый осторожный из нас, нес барометр.
— Компас будет нам ни к чему, — сказал инженер, — если здесь где-нибудь поблизости есть залежи железняка; стрелка будет отклоняться, и компас будет давать неверные показания.
— Нет, — успокоил нас Хозяин, — насколько я знаю, более или менее значительные магнитные влияния заметны только в светлой пещере. Но для нее мне удалось составить таблицу отклонения стрелки, при помощи которой можно исправлять показания компаса.
Определив давление воздуха на уровне моря, мы повернули назад и дошли до небольшой пещеры, из которой было несколько выходов. Оттуда Хозяин повел нас к проходу в мертвую шахту Ньюкэстльских копей. Он повел нас новой, незнакомой нам галереей.
— Эта дорога значительно короче; если бы мы вернулись домой и оттуда прежним путем отправились к копям, мы сделали бы большой круг. Кроме того, мне хочется показать вам эту часть моих подземелий — в ней есть очень много интересного. Вы уже видали в этих подземельях жизнь первичной и вторичной эпох. Сейчас перед вами откроются картины жизни предшествовавшей им примордиальной эпохи.
Мы прошли узкую покатую галерею, свернули в боковой проход и очутились в небольшой пещере. Среди гранита и сланца лежало спокойное соленое озеро; маленькие живые существа копошились в нем среди мелких водяных растений.
— Вот, — сказал Хозяин, — одни из первых обитателей Земли. Они относятся к примордиальной эпохе. Эта эпоха делится на периоды: первым из них был период кристаллических скал, когда образовались древнейшие горные породы, по большей части граниты; во втором, лаврентианском периоде, появились первые признаки органической жизни; в следующем, камбрианском, появились первые водоросли и древнейшие черви; они значительно развились, изменили свою форму и строение в четвертом, силурийском периоде. Те существа и растения, что вы видите в этом озере, относятся именно к этому последнему периоду; от них и происходят все виды растений и животных, какие только существуют на земле.
Мы все улеглись на берегу у самой воды, опустили в нее наши лампы и стали рассматривать странных обитателей озера. Джиджетто умудрился выловить несколько наиболее крупных водорослей и животных.
— Глядите, — продолжал Хозяин, — как это растение похоже на наши водоросли! Как это похоже на наши прибрежные растения! Вероятно, оно покрывало подводные камни; когда вода постепенно отошла от берегов, ему пришлось приспособиться к жизни на суше. У него ушло на это, вероятно, не одно столетие; ведь примордиальная эпоха длилась громадное число веков! А это маленькое странное животное с продолговатым тельцем, покрытым тонким панцирем, с неуклюжими лапками-плавниками — как оно похоже на наших раков! Ученые дали ему имя птериготус. А вот это существо, вооруженное длинными щупальцами, наверное, прародитель нашей каракатицы. Сколько здесь морских звезд, морских ежей!
— Они все слепые! — воскликнул Джиджетто.
Мы пригляделись получше: действительно, ни у одного из обитателей озера не было глаз.
— Это вполне понятно, — сказал Мариц, — здесь во мраке им глаза не нужны. Вероятно, много, много тысяч лет назад, когда они жили под лучами солнца, у них были глаза. Но потом они от бездействия постепенно ослабели и исчезли.
— Неужели так? — удивился Котенок.
— Конечно, — отвечал Мариц. — Живые существа и растения очень сильно меняются в зависимости от условий, в которых они живут. Вспомни крота; ведь он тоже потерял зрение, когда оно перестало ему быть нужно; но, чтобы двигаться под землей, ему понадобились крепкие лапки с острыми когтями, тонкое осязание и острый слух; это все у него есть.
— Верно, у него лапки похожи на лопатки! — воскликнул Джиджетто.
— А если взять жирафу, — продолжал инженер, — ты видал, верно, на рисунках, какая длинная у нее шея. Почему это? Да потому, что родина жирафы — густые леса, где деревья тянутся к свету и где ветви и листья, которыми питается жирафа, начинаются очень высоко над землей.
Мы успели отдохнуть, встали и двинулись вперед. Мариц, продолжая разговор, шагая рядом с Джиджетто.
— Я только что сказал, что в густых лесах деревья тянутся к свету. Ведь это тоже приспособляемость! А те растения, что не могут дотянуться до солнца, либо умирают, либо, как мхи и лишаи, научаются жить за счет других растений, потому что без света они не могут приготовлять себе пишу.