Хербьёрг Вассму
Наследство Карны
Посвящается Хильде
Основополагающим в человеческой экзистенции является то, что человек — это индивид и как таковой представляет собой и самого себя, и весь род человеческий, поскольку весь род присутствует в индивиде, как и индивид — во всем роде[1].
Пролог
Итак не бойтесь их: ибо нет ничего сокровенного, что не открылось бы, и тайного, что не было бы узнано.
Лесенка была крутая и узкая. На нижней ступеньке виднелась глубокая зарубка, словно кто-то ударил по ней топором.
Однажды лаз в большую черную пещеру остался открытым.
Карна знала про эту пещеру — взрослые постоянно поднимались туда. Но сама она никогда там не бывала.
Сперва она поднялась всего на несколько ступенек, потому что на лесенке не было перил. Но потом решилась и поднялась так высоко, что смогла заглянуть в темноту.
Пока она стояла, сунув голову в пещеру, темнота шевельнулась, зашептала ей что-то, поманила к себе.
Карна положила руки на пол и ощупала его. Здесь могла таиться опасность, но в чем она заключалась, Карна не знала.
Мало-помалу темнота подобрела и позволила ей разглядеть сундуки, ящики, коробки, чемоданы, сломанные стулья, мешки и связки старых газет. Возле лаза стояла детская плетеная коляска с откидным верхом.
Карна знала, что, обернувшись и увидев внизу свет, уже не осмелится подняться выше. Поэтому она быстро преодолела последние ступеньки, и наконец ее босые ноги ощутили дощатый пол чердака.
Она думала, что пол будет холодный, но он оказался гораздо теплее, чем внизу, в ее комнате. Словно тепло половиц шло откуда-то изнутри.
По мере того как она двигалась вперед, погружаясь в темноту, они становились теплее. Воздух здесь почему-то казался густым.
Крыша лежала на стропилах, толстых, как руки тролля. Карна лишь угадывала их у себя над головой. Между стропилами были глубокие впадины, там таилось что-то, спрятанное не людьми.
Свет здесь был только тот, что доставал сюда из лаза. Сердце Карны вдруг выросло — ее напугала собственная тень. Оно так стучало, словно готово было выпрыгнуть наружу.
Возле ближайшей печной трубы стоял чемодан с металлическими накладками. Это было первое, что темнота явила Карне. Карна подняла крышку, и послышалось слабое шуршание. Кто это?
Она зажмурилась и сосчитала до трех, потом открыла глаза и отчетливо увидела, как что-то пронеслось мимо ее ног. Как ветер.
Сердце бешено колотилось. Карна замерла. Потом сунула руку в чемодан, там зашелестело что-то, похожее на шелковистую бумагу, из которой Сара делала гирлянды на Рождество.
Под бумагой лежало платье, мягкое, как бархат или кожа. Карна взялась за него обеими руками и вытащила его наружу. Оно оказалось больше ее самой. Она поволокла его за собой, не смея ни взглянуть на него, ни прижать к себе.
Наконец она разложила платье там, где было посветлее, и в лицо ей ударил аромат лета. Чужой и в то же время знакомый.
Сперва Карна решила, что это обыкновенное платье из красного бархата с длинными рукавами и черным кружевным воротником.
Но вот платье расправилось и село.
Перед ней сидела женщина с длинными волосами и протягивала к ней руки. Звякнули браслеты. Тихонько, только для Карны. Они блестели в полумраке, и их было больше, чем она могла сосчитать.
Карну начало мутить. Руки и ноги сделались ватными, в ушах послышался знакомый звон. Она поняла, что сейчас у нее начнется припадок.
И тут же всем телом ощутила неровность половиц.
Наконец к ней вернулось сознание, перед глазами плыли красные и черные пятна. Тупо болела голова. Карна обнаружила, что во время припадка прикусила язык. Шея и лицо были мокрые и липкие. Изо рта текла слюна.
Карна попыталась ее вытереть, но безуспешно. Ей было холодно. Обхватив себя трясущимися руками, она ощутила мягкий бархат. Она лежала у кого-то на коленях. К ней прикоснулись руки, теплые, осторожные, с поющими браслетами.
Карна зажмурилась. Потом открыла глаза и посмотрела в лицо женщине, чей портрет висел над пианино. На ней было такое же платье. Но здесь оно было настоящее.
Бабушка Дина держала ее в объятиях и ждала, чтобы она очнулась.
Значит, бояться нечего, подумала Карна и снова закрыла глаза. Тогда она услыхала голос:
— Я знала, что когда-нибудь ты придешь сюда.
— Ты ждала меня?
— Конечно.
— Я бы пришла раньше, если бы знала, что ты здесь, — слабым голосом проговорила Карна.
1
Иными словами, если бы отдельный человек мог совершенно отпасть от рода, его отпадение сразу изменило бы весь род, и, напротив, если некое животное отпадет от своего вида, вид к этому останется безразличным.