— Думаешь, она так и не вернется домой?
— А что ей здесь делать?
— Но ты же здесь, в Рейнснесе. И Карна.
— Окстись, парень.
Это воинственное спокойствие взбесило Вениамина. Андерс как будто заморозил в себе все чувства и гордился этим. Может, и Дину это тоже бесило?
— Я написал ей и просил приехать, чтобы решить, что делать с Рейнснесом, — вдруг сказал Вениамин.
Андерс вычистил трубку. Снова набил ее. На это ушло время. Покончив с этим, он долго раскуривал ее. Почмокал, вынул изо рта и подозрительно прищурился. Никакого намека на огонь. Он сделал еще одну попытку. Трубка оставалась такой же черной. Тогда Андерс достал из коробки с табаком четырехдюймовый гвоздь и выковырнул табак из трубки. В коробке вырос коричневый холмик. Андерс с интересом его разглядывал.
— Ну что ж, если веришь в чудеса…
Потом он отложил трубку и снова налил им рома.
Вениамин по-прежнему снимал в Страндстедете у сапожника две комнаты. Там он принимал больных два раза в неделю, когда погода позволяла ему добраться до Страндстедета на своей небольшой лодке.
Он признавался, что Бог не дал ему таланта ходить под парусом. Но Андерс был прав, говоря, что даже то дело, к которому не лежит душа, постепенно входит в привычку.
Со временем Вениамин привык ходить в море под парусом в любую погоду. Он был один, и никто не видел, как сильная зыбь под Сенье или большие волны в Анд-фьорде лишали его мужества. Или как он плакал, когда приходилось идти на веслах против ветра и на руках у него лопались водяные мозоли.
У Вениамина была хорошая лодка. Но даже небольшое волнение на море заставляло его мечтать о Копенгагене. Думать об отступлении. О бегстве.
Студенческая жизнь представлялась ему нескончаемым праздником и свободой. Жизнь и работа среди островов и шхер опустошала его, он чувствовал себя старым.
Если позволяла погода, он, сидя под парусом, мечтал уехать в Копенгаген или в Германию, ему хотелось стать настоящим специалистом.
Можно было еще поехать и в Берген. Там была женская клиника. Он бы помогал детям появляться, на свет. Лечил бы женщин…
Случалось, он даже назначал день, когда он напишет ходатайство о месте. Но сильного бокового ветра было достаточно, чтобы смыть эти мысли. Или же их смывал каре-голубой взгляд Карны, приковылявшей на берег, чтобы встретить его.
К Вениамину часто приходили женщины. Молодые и старые. Они просили у него совета или лекарства. Зимой он почти не видел их из-за теплой одежды. Летом замечал на себе их взгляды. Родинки. Улыбки. Пряди волос. Но все они были для него как будто ненастоящие. Только тот или другой недуг. Ему приходилось принимать их, иногда утешать. Случалось, он замечал жар, исходивший от их кожи. И сразу настораживался. Он-то для них был настоящий.
Оставаясь ночевать в Страндстедете, он иногда посещал места, где не было больных. Дурацкие базары, собиравшие средства на благотворительные цели. Или клуб читателей, организованный редактором газеты. Слушал, как там читают отрывки из романов.
Но Страндстедет не был Копенгагеном. Женщины в Страндстедете не прогуливались под деревьями в тонких летних платьях. Их каблучки не стучали по брусчатке. Перед мысленным взглядом Вениамина проносились образы, встречи, картины. В них всегда присутствовали женщины в широкополых шляпах. Они стояли к нему спиной, и их округлые бедра маняще покачивались. Воистину, Создатель был распутным дьяволом!
Любовь?
Нурланд был неподходящим местом для такого, как он.
Однажды Вениамин навестил Ханну. Она снимала две комнатки в некрашеном доме рядом с телеграфом.
Он не видел ее уже несколько месяцев. Она редко приезжала в Рейнснес.
Как-то раз в Страндстедете она зашла к нему за микстурой от кашля для Исаака. Ждала в его маленькой приемной с таким видом, будто она одна из всех.
Она его избегала. Или это он избегал ее?
С нескрываемым удивлением она приняла его в своей маленькой гостиной позади рабочей комнаты. Здесь было уютно, но тесно.
Ханна предложила ему кофе с печеньем и села обметывать петли на платье.
Вениамин знал, что она много работает, чтобы заработать на самое необходимое. Несколько раз он передавал Стине немного денег для Ханны, но просил не говорить, что это от него.
Теперь ему было неприятно думать об этом. Словно он хотел что-то купить.
Они поговорили о детях. Вениамин принес Исааку оловянного солдатика.
— Он играет на берегу, — сказала Ханна.
Несколько дней назад Вениамин предложил Исааку съездить с ним к больному. Погода хорошая, а к вечеру они вернутся домой. Исаак играл один возле лодки Вениамина. Пытаясь скрыть радость, он рассудительно ответил, что должен предупредить Ханну.