— Тебе было бы не поднять крышку лаза.
— Сегодня она была поднята. Это ты?..
— Или кто-то другой.
— Как же я подниму крышку, если захочу снова прийти сюда?
— Попроси Вениамина, он поднимет.
— А если он не захочет?
— Ему придется.
— Почему?
— Ты ведь уже вытащила меня из чемодана.
По лесенке поднялась Бергльот, она испуганно звала Карну.
Карна неподвижно лежала в бархатных объятиях.
Ее отнесли вниз, в ее комнату. Через открытую дверь Карна слышала, как Бергльот бранили за то, что она оставила лаз открытым.
Стине, по обыкновению, сидела у постели Карны, читала вслух «Отче наш» и поила ее отваром из манжетки.
— Вы должны привести с чердака бабушку Дину, — проговорила Карна между двумя ложками.
Взрослые, не понимая, с испугом посмотрели на нее.
Она начала вырываться и отказалась пить отвар.
— Господи, спаси и помилуй! Наверное, она видела привидение! — прошептала Бергльот.
Карна поняла, что ей придется простить их. Ведь они ничего не знали. Она вспомнила, как Олине однажды сказала:
— У Дины было много красивых платьев. Она была щеголиха и любила наряжаться. На чердаке осталось немало ее нарядов.
— Принесите мне бабушкино платье, — строго сказала Карна.
И настояла на своем.
Теперь Карна часто бывала на чердаке. И не только летом, когда половицы казались теплыми. И не только в дождь. Нет, в любое время, когда ей хотелось.
Здесь было много вещей, которыми люди пользовались и которые они носили в прежние дни.
Стине и Олине считали, что Карне опасно одной подниматься на темный чердак. Если у нее там случится приступ падучей, она может сильно разбиться.
А вот папа говорил, что Карне надо научиться угадывать приближение припадка, чтобы успеть лечь до того, как он начнется. Оберегать ее не следовало.
Когда Вениамин поднял для Карны крышку лаза, Олине крикнула ему из кухни:
— Ты плохой отец, Вениамин! Разве ты не понимаешь, что ребенок может ушибиться, там все доски прогнили!
Но Карна знала, что на чердаке у нее больше не будет припадков. Там было темно и тихо. Лишь порой где-то шуршали мыши.
Папа помог ей поставить ящики и чемоданы возле лаза, где было светлее. Лампы с собой на чердак ей не дали.
Они с бабушкой часами рылись в старых, никому не нужных вещах. Перед глазами у Карны мелькали неясные картины. Люди, которых она никогда не видела. Не все говорили, как их зовут, но Карне это не мешало.
Бабушка сказала, что они с Карной ищут время.
Иногда они примеряли платья. Бабушка не смеялась, как бы нелепо Карна в них ни выглядела. Она только помогала ей застегивать пуговицы и завязывать тесемки.
Смешнее всего были туфли, на ногах Карны они были как лыжи и при ходьбе царапали пол.
Однажды они нашли длинную шаль из перьев. Шаль змеей обвилась вокруг Карны, от нее пахло так же, как от папиного докторского чемоданчика. Карна обмотала ею шею и поняла, что шаль живая.
Перед уходом Карны бабушка сняла красное платье, чтобы Карна смогла унести с собой вниз запах лета. Карна взяла платье и повесила его на спинку стула у себя в комнате.
Теперь бабушка как будто сидела на стуле. Лежа в постели, Карна могла дотронуться до нее рукой.
Музыка моря. Это было первое, что Карна запомнила. Запомнила чувство, будто она покидает самое себя. Потому что должна покинуть. Или хочет этого?
Еще лежа в постели, Карна уже куда-то скользила. Стоило ей открыть глаза, как неодолимая сила оказывалась рядом с ней. Свет поднимал и притягивал ее к себе. Заставлял слушать музыку моря.
Сон еще был рядом, а она уже летела над морем на сильных руках ветра.
Музыка. Вдали, у шхер, слышался грохот. Музыка приближалась, становилась отчетливей, в ней возникала грозная жалоба. Она повторялась снова и снова. Жалобы сливались в мощный хор, и хор этот в одно и то же время шептал, пел, бранился, благодарил и молился.
Музыка моря была величайшей музыкой в мире.
Иногда Карна слышала, как большая волна обрушивалась на бугор, на котором стоял флагшток. Ей не нужно было видеть эту волну. Она и так знала, как волна выглядит. Волна дыбилась и бросалась на все, что было рядом.
Побледнев от гнева, она пыталась дотянуться до неба. Но это всегда кончалось ее падением.
А бугор с флагштоком так и оставался на своем месте. Он был вечен. Хотя сам флагшток время от времени приходилось чинить.
Карна проснулась в своей комнате, все было серым и черным. Ветки розовых кустов царапали стекло. Негромко, но тревожно.