Он заметил, что и сам играет роль этакого надменного человека, который не воспринимает всерьез своих собеседниц.
— Нет, Ханна, не смог.
Холодный, немного насмешливый тон. Он никогда не говорил с Ханной таким тоном.
Она вышла в коридор, но тут же вернулась. Поискала что-то на столе. Сделала вид, будто искала газету, которую тут же протянула Вениамину.
Он смотрел в сторону и не взял газету.
— Ханна знает человека, который мог бы настроить пианино, — услыхал он голос Анны.
— Правда? Кто же это?
— Вилфред… Олаисен…
— Я не знал, что Олаисен обладает также и музыкальным слухом, — перебил он Ханну и почувствовал на себе взгляды обеих женщин.
— У него сейчас гостит его знакомый из Трондхейма, он настройщик, — безразлично сказала Ханна. Слишком безразлично.
— Прекрасно, — деловито проговорил Вениамин.
— Удачное совпадение, — заметила Анна.
— Ханна, пригласи к нам их обоих. Устроим обед, пока Анна еще здесь.
Он встал за газетой и снова сел. Вызывающе зашелестел страницами, но не мог прочитать ни слова.
— Когда? — тихо спросила Ханна.
— Когда хочешь. Чем раньше, тем лучше.
— В субботу?
Ханна вопросительно смотрела то на Анну, то на Вениамина.
— Прекрасно, пусть будет в субботу! — решил Вениамин.
Анна положила на пианино стопку нот.
— Твоя мать все это играла?
— Да, и не только это. Она чаще играла на виолончели… Только, наверное, те ноты она забрала с собой.
Он встал и бросил газету:
— Ну что, Анна, тебе было скучно в этом забытом Богом краю?
— Нисколько. В Рейнснесе очень красиво и интересно. Мне жалко, что я не живописец. Здесь такой необычный свет.
Позже Ханна ушла с Исааком к Стине, и Вениамин вздохнул с облегчением, но тут Анна сказала:
— Вы так близки, что Ханна все от тебя терпит?
— Что она терпит?
— Ты ее унижаешь.
— Я ее не унижаю.
— Унижаешь и знаешь это.
Вениамин промолчал. Ханна добилась своего. Он вел себя так, что уже не нравился Анне. Через мгновение он сообразил, что виновата не Ханна, а он сам!
— Сам не знаю, что на меня нашло. Наверное, из-за смерти этого парня, — пробормотал он, и ему стало стыдно за свое извинение.
Больше Анна ничего не сказала. Она стояла у открытого окна.
Он смотрел на мягкие линии ее спины.
Они поехали с Андерсом в Страндстедет, Ханна играла роль хозяйки. Она все знала про всех. Рассказывала смешные истории, не спускала глаз с детей и подтрунивала над Андерсом и его расходами. Ведьма!
Рассказ Вениамина о жизни в Копенгагене только дал ей повод задавать Анне вопросы.
Между женщинами установились отношения, которые никак не соответствовали тому, что чувствовал он сам.
Однако он перестал унижать Ханну. Во всяком случае, при Анне.
Ему не раз хотелось пригласить Анну съездить с ним в Тромсё. Но это могло бы ее скомпрометировать. Достаточно и того, что она одна приехала в Рейнснес. А ехать куда-то вместе с ним…
Ночь с пятницы на субботу. Звуки ночного дома. Тишина. Морские птицы. Ветер в аллее. Сознание, что Ханна следит за ним.
Ворочаясь без сна, Вениамин с облегчением услышал, что кто-то постучал в сени, услышал голоса и понял, что приехали за доктором.
Он быстро оделся и уже спускался по лестнице, когда служанка поднялась, чтобы разбудить его.
Морской воздух принес облегчение. Вениамин поднял парус. Ветер был попутный. Его ждали на Грютёйе, где ребенок уже трое суток ничего не ел, у него были рвота и понос.
За Вениамином приехал сам отец. Теперь он плыл впереди на своей лодке.
В конторе при лавке, куда они зашли за угольными таблетками и вообще за всем, что могло понадобиться, Вениамин постарался успокоить отца:
— Все будет хорошо! Я сам поеду с тобой и осмотрю ребенка.
Отец нетерпеливо переминался с ноги на ногу и кивал, но, по-видимому, даже не слышал того, что ему говорил доктор.
Вениамин задержался у больного до утра. Понос прекратился. Значит, это не тиф. Ребенка не вырвало после питья, и он даже немного порозовел. Вениамин велел родителям дня два не пускать к больному других детей. Похоже, что малыш просто чем-то отравился, но кто знает…
Мать опасалась, как бы у ребенка не открылся кровавый понос или что-нибудь похуже.
Вениамин успокоил родителей. Велел матери проверить, свежая ли у них еда. Это задело ее, но она промолчала — речь шла о жизни ребенка.
— Надо выбросить всю старую пищу и тщательно перемыть посуду.