Она училась в университете на последнем курсе, и за прошедшие годы заметно похорошела. Светлые волосы, унаследованные от отца, доходили до пояса, синие глаза сверкали, как два топаза, милое, круглое личико, притягивало взгляды мужчин, стройная фигура побуждала их к действию. Будучи одиночкой по натуре, привыкшей к тому, что люди её не жалуют, она надеялась только на себя. И, имея в запасе уйму свободного времени, нерастраченного на тусовки, проводила его за книгой, или в спортзале, поэтому выглядела отлично и была крайне умна. Он завалил экзамены и остался на второй год, полная противоположность, душа компании, гуляка, задира. С первого взгляда она влюбилась и долгими парами разглядывала украдкой. Он был хорош собой, высок, широкоплеч, имел острые, птичьи черты лица, брюнет, а лаза были чёрными, как сама ночь. И, когда улыбался, слегка прищуривался. Он много говорил, много пил, многих знавал женщин. Ему нравились те, которые выставляли себя напоказ. А, робкую и замкнутую, Катарину он совсем не замечал.
Слёзы катились по щекам и замерзали от холода, воспоминания ранили вновь. Она ускорила шаг, опасаясь желания упасть на землю и замёрзнуть насмерть. Мелькнула мысль, что, может, найдётся место у матери, но тут же испарилась, слишком хорошо она её знала. Катарина в отчаянии попыталась вытеснить воспоминания, но они не желали прощаться. Вместе их свёл неприятный случай. Как-то, поздно вечером она торопилась на вечерние занятия, преподаватель мог вести их только после шести. На дворе стояла зима, такая же, холодная и снежная, как и сейчас. Стемнело рано. Она скользила по снегу в новых сапогах, которые наспех купила, лишь бы не слушать ни минутой дольше разговоры противных подружек в магазине. Путь пролегал через небольшой сквер, обходить который времени не было. Когда услышала за спиной шаги, было поздно, попытка убежать обернулась падением. Накрыло тяжелое тело, от которого разило алкоголем. Мужик был увесистый, справиться с ним сама она точно не смогла бы. Страх сковал и парализовал, ощущение неизбежности и беспомощности разрасталось в груди. Даже жажда жить не спасла бы, не прибавила сил. И тут, кто-то отбросил его в сторону, послышались глухие удары и охи, а потом тишина. Темная фигура медленно приблизилась и протянула руку. Она осторожно протянула свою в ответ, потрясываясь всем телом, и он резким рывком поставил на ноги. В темноте она не могла разглядеть спасителя, но сразу узнала, как только он заговорил.
— Не страшно ходить одной? Ты же с моего курса, да? Медленно бегаешь, — задорный, басовитый голос, она не перепутала бы ни с кем другим.
— Я вроде как торопилась. Спасибо, что помог, — сказала она, оглядываясь на бездыханное тело того мужика.
— Оклемается гад! — заметив заинтересованность, пояснял он. — Роман. Я тебя провожу, а то вдруг ещё желающие появятся, — небрежно бросил он и зашагал вперёд. — Ну, что стоишь? Долго тебя ждать? Хочешь, чтобы профессор расстроился? — насмехался он, а когда она потихоньку стала ступать, опасаясь грохнуться вновь, от души рассмеялся и взял под руку. — Твои сапожки прямо мечта для маньяка!
— Ну, хватит! — надулась, было, она.
— Мне, что придётся угадывать твоё имя? Как насчёт Мария? Стоп. Нет. Слишком просто. Кристина? — он продолжал перечислять, а она погрузилась в себя и возвратилась назад, когда вышли на свет фонарей из злосчастного сквера.
— Катарина, — произнесла она с придыханием, застыв на месте от увиденной картины.
Фонари, занесённые снегом, сугробы, отражавшие блики и сверкавшие миллионами огоньков, будто драгоценных; снежинки, спускавшиеся и таявшие на лице; и луна, манящая, большая, таинственная, невероятно яркая в тот зимний вечер, нависла над бренной планетой. Он тоже смотрел и молчал пару минут, а потом потряс головой, как пёс, и сделал вид, что его не заботят девчачьи восхищения, шагая дальше и подтягивая за собой.
— В смысле Катя?
— Нет. Это совершенно другое. И у него нет уменьшительных вариантов.
— Понял. Ты та самая со странной фамилией. Девчонки тебя обсуждали как-то, слышал краем уха, считают тебя чудачкой.