— Конечно. — Он отпустил ее руки. — В нашем распоряжении все время мира, а кроме этого, есть еще Ведьмины пещеры, Лес гоблинов и старое кладбище на другом берегу озера — все вместе! Мне предстоит исследовать целый мир. Можно достичь настоящей славы, если открыть здесь что-нибудь…
Но тут он внезапно сменил тему разговора — Энн поняла, что сделал он это сознательно, — и стал загадывать веселые и в то же время довольно сложные загадки тем же отеческим топом, который так раздражал Питера Каулза. Правда, в разговоре с ней его тон и набор слов были гораздо более обыденными и менее напыщенными — для Энн и это не прошло незамеченным. Собой она тоже осталась довольна: так, она достаточно точно определила возраст Питера Каулза и Гая Вормсби, и как же оказалась права насчет красавицы Кэтрин, позировавшей для обложки журнала! Ничто другое не может так поразить сознание женщины.
И еще… о Гае и Кэтрин…
Громкий крик Питера Каулза отвлек Энн от внезапно нахлынувших на нее мечтаний. Теперь она увидела его: Питер стоял на краю берега всего в нескольких сантиметрах от кромки мрачной зеленой воды, бросая мелкие обломки и камешки по плоской поверхности озера. У него это хорошо получалось. Один из серебристых кусочков трижды коснулся поверхности воды, ловко подпрыгнув в последний раз, прежде чем исчезнуть где-то поблизости от противоположного берега. Кэтрин громко хлопала в ладоши и кричала: «Оле!» и «Браво!» — аплодируя мастерству и ловкости своего брата. Гай Вормсби тоже присоединился к ней, воскликнув: «Покажи, что дает человеку учеба в колледже! Давай, Тигр!»
Наверное, это была веселая сцена — столько радости, шуток, возни, демонстрация товарищества взрослых людей… Но Энн Фэннер показалось, что в ней было что-то не так, она даже не могла бы сказать, что именно, — что-то отрепетированное, повторяющее то, что уже случалось когда-то давно. Может быть, виной тому было это несчастное мрачное озеро — задумчивое и как будто мертвое. В любом случае ей опять стало холодно, и она плотнее закуталась в кардиган. Бледное солнце судорожно перемещалось по свинцовому небу, придавая жалкий блеск месту и времени действия. Пейзаж был, как всегда, безжизненным.
— Бросьте камешек, Энн! — крикнула ей Кэтти. — Покажите этим несчастным мужчинам, как это делается!
— Но… по-моему, у них все прекрасно получается…
Гай Вормсби, присоединившись к веселью, тоже бросал камешки, и у него это получалось точно так же хорошо, как у Питера: бросок в бросок! Вот камешек Гая понесся по гладкой поверхности озера, как торпеда, и, подпрыгнув четыре раза, скрылся под водой. Гай ликовал, а Питер скорчил гримасу. Соперничество между ними казалось бесконечной игрой. Вечное соревнование. Непрерывная дуэль.
Оба они снова словно превратились в мальчишек, соревнующихся за руку миледи. Энн отошла назад и облокотилась о скалу, чтобы лучше видеть состязание. Кэтрин тоже попыталась было соревноваться, но ее осторожные броски не могли соперничать с бросками мужчин.
Энн Фэннер не могла слышать звуков движения этих каменных ракет, исчезавших в воде. Казалось, они подпрыгивали в абсолютной тишине, чудесным образом отсчитывая расстояние, и беззвучно плюхались в воду, сопровождаемые взглядами. Все это тоже добавляло картине нереальности. Вокруг стояла мертвая тишина, не нарушаемая ни голосами птиц, ни какими-то другими подобными звуками живой природы, и эта тишина сохранялась для того, чтобы быть нарушенной веселыми криками мужчин и Кэтрин. Эта тишина была как непроницаемая стена, за которой все еще стояло Время. Энн чувствовала себя статуей, одним из этих деревьев, обреченных вечно стоять на берегу озера Крэгхолд. Это был еще один нелегкий момент, добавившийся к череде подобных, которые она пережила здесь. Было трудно дать какое-то определение ее чувствам: может быть, крэгхолдская хандра?
Это название заставило ее невольно улыбнуться.
А потом, еще до того, как эта улыбка превратилась в широкую застенчивую ухмылку и, возможно, глупое хихиканье, что-то произошло.
Что-то, чему опять не было объяснения.
Только явственный холодный, беспредельный ужас.
Гай Вормсби вдруг отвлекся от развлечения, чтобы помахать ей своей длинной рукой; Энн тоже помахала ему в ответ. Затем она увидела, как приветливое выражение его лица резко сменилось выражением сомнения; вся его фигура резко и как-то судорожно дернулась, словно у марионетки, которую потянули за ниточки, и он бросился к ней, карабкаясь по скалистому берегу и что-то громко крича. Это выглядело довольно странно, почти жутко, потому что потом Питер Каулз, находившийся дальше на берегу, внезапно замер и тоже побежал, а за ним и Кэтрин, только она закрыла руками свое красивое лицо и резко вздрогнула. За доли секунды, в которые, словно вспышки, пронеслись все эти впечатления, Энн вдруг поняла причину и смысл громоподобных криков Гая Вормсби: