— Не преувеличивайте, Куинн! Со времени нашего отъезда из санатория вы почти все время бодрствовали. И даже не без интереса смотрели в окно. Правда, при этом не произносили ни слова. Опять думали?
Куинн откинула голову на спинку сиденья и уставилась в сбитый серой материей потолок салона машины. Действительно, о чем она думала все это время? Конечно, не во сне, а когда сидела и невидящим взором смотрела на набегавшую на машину дорогу. Наверное, о том, что произошло в последние дни, даже уже не дни, а часы… Гейбриел Хантер, как огненный метеор, ворвался в ее спокойную жизнь и все перевернул вверх дном. И теперь она не могла без ужаса представить свою жизнь без этого человека. Как же сложится их будущее?
Куинн закрыла глаза и постаралась нарисовать в воображении их совместную жизнь. Гейбриел был веселым, общительным, остроумным. Она не встречала более привлекательного и, несомненно, более сексуального мужчину. Она вспомнила их поцелуй, полные страстного желания глаза Гейба, и дрожь пробежала по ее телу. Да, Хантер был для нее идеалом мужчины. А она… кем она могла бы стать для него, если бы… если бы не заключила дьявольский союз с Джорджем Шоу? Истина заключалась в том, что теперь она не смеет смотреть ему в глаза. Гейбриел наверняка узнает всю правду, и тогда… Куинн видела, как гримаса презрения искажала его лицо, когда он вспоминал о Тиффани. Неужели ее ждет то же, когда он узнает все о ней?
Что же ей делать? Может быть, пойти к адвокату и отказаться? Выдумать что-нибудь в свое оправдание. Мол, заболела и должна пройти длительный курс лечения в другом штате. В Монтане или еще где-нибудь…
— Не хотите отвечать? — донесся до нее голос Гейбриела.
О чем он спрашивал? О чем? Боже, она совсем забыла… Ах да! Он хотел знать, о чем она думает… Надо что-то ответить.
— Я думала… думала о том… как хорошо было бы поесть сейчас жареной кукурузы.
Кровь бросилась в лицо Куинн от мучительного чувства стыда. Надо же было сморозить такую глупость! Впрочем, врать она никогда не умела!
— Жареной кукурузы? — удивился Хантер. — Куинн, вы прелесть! Мне-то казалось, что вас одолевают тяжкие философские раздумья! Вам что, мало тех сосисок в Дель-Маре? Или… или… Черт побери, как я не понял, что вы меня дурачите! Уважаемая мисс Розетти, бросьте это занятие. Вы можете обманывать кого угодно, но не меня! Я знаю… и вы отлично знаете, что я знаю… и мы оба знаем, что… О черт! Одним словом, весь последний час вы думали отнюдь не о жареной кукурузе!
Куинн попыталась обратить все в шутку:
— Я не знаю, что вы думаете, что я знаю, что вы знаете…
Но Гейбриел не захотел принять шутливый тон.
— Прошу вас, не уходите от разговора!
— От разговора? Какого? Я даже не понимаю, о чем мы сейчас с вами говорим!
— Черт побери, Куинн! Ну зачем вы так? Каждый раз, когда я пытаюсь разрушить железную стену, которую вы добровольно возвели вокруг себя в этих горах, чтобы отгородиться от остального мира, вы словно ощетиниваетесь, становитесь колючей и прячетесь в свое убежище, куда мне не дано проникнуть.
Удивленная горячим тоном и серьезностью Гейбриела, Куинн попыталась защищаться:
— Извините, Гейб, но я в толк не возьму, о чем вы говорите? О какой стене? О каком убежище?
Но она тут же сама почувствовала, как неискренне прозвучали ее слова. Ведь она прекрасно знала, насколько прав Хантер. После смерти матери и болезни отца, а особенно после разрыва с Симмонсом она действительно стремилась отгородиться от остального мира высокой стеной, только вряд ли «железной», если Хантер так легко смог пробиться сквозь эту стену. Она не ожидала от него такой проницательности.
— Это неправда, Куинн. Вы отлично все понимаете, — отозвался Гейбриел. Голос его изменился, стал отчужденным. Помолчав, он спросил: — Почему вы не хотите поделиться со мной своими мыслями? Боитесь, что я вас неправильно пойму?
Почему? — горько подумала Куинн. Да потому, что, узнав всю правду, ты покинешь меня! А я не смогу этого перенести!
Но машина уже подкатила к дому, и это избавило Куинн от необходимости отвечать на вопрос Хантера. Он открыл дверцу, привычным уже движением поднял Куинн на руки и понес к парадному входу.
— Ключ у вас в сумочке. Достаньте его. Я внесу вас в дом, а потом вернусь к машине за коляской и своими вещами.
Девушка послушно исполнила приказание. Через несколько минут она уже сидела на диване, вытянув больную ногу и положив ее на подушку. Устроив ее, Гейбриел повернулся и направился к машине за вещами. Куинн глядела ему вслед. Широкие плечи. Упругие бицепсы под рукавами свитера. Стройные длинные ноги. Мускулистые бедра… Ее вдруг охватило жгучее, неодолимое желание. Не было ни одного мужчины, которому она так страстно хотела бы принадлежать. Она закрыла глаза, пытаясь прогнать его образ, взять себя в руки и успокоиться. Но тут же рядом раздался голос Гейбриела:
— Простите меня, Куинн, за все эти речи. Я не имел права настаивать… Но нетерпеливость всегда была одним из самых серьезных моих пороков. Мы еще только начали узнавать друг друга. Но… но за эти дни уже многое успело произойти. Мне порой кажется, что мы знакомы всю жизнь. — У Куинн перехватило дыхание. Признание Гейбриела было слишком неожиданным. А он обнял ее за плечи и прижал к себе. — Я не буду вам надоедать, Куинн. И постараюсь умерить свой пыл. Обещайте только, что не прогоните меня. Держите меня на расстоянии, и я покорюсь. Но не гоните.
— Я… я… попытаюсь, — задыхаясь, пробормотала она в ответ.
Гейб нагнулся, сжал ладонями лицо Куинн и горячо припал к ее губам. Он целовал ее снова и снова. Куинн прильнула к нему и страстно отвечала на поцелуи. Хотя душа ныла от сознания того, что нельзя этого делать. Для нее нет будущего с Хантером. Она — приставленный к нему шпион.
Но тело уже было ей не подвластно. Оно горело нестерпимым, опустошающим огнем желания. Сердце бешено стучало в груди. Руки обвивали шею Гейбриела. А он продолжал целовать ее. И каждый поцелуй был продолжительнее и горячее предыдущего.
— Куинн, дорогая! — шептали его губы. — Если бы ты знала, что значишь для меня!
У Куинн уже не было сил отвечать. Язык отказывался ей повиноваться. А руки Гейбриела ласкали лицо девушки, шею. Он приподнял ее свитер и припал губами к соскам, которые вдруг затвердели.
— Забудь обо всем, любимая, — продолжал шептать он, обжигая горячим дыханием ее щеку. — Только позволь мне любить тебя!
Для Куинн сейчас и не было ничего желаннее, чем забыться в этих сладостных пьянящих объятиях. Забыться надолго… Но нельзя, нельзя этого допускать. Между ними стена, созданная ею самой. Гейбриел пока ни о чем не подозревал, но она знала… знала и казнила себя.
Невероятным усилием воли Куинн заставила себя вырваться из объятий Гейбриела. Тот изумленно отпрянул и непонимающе уставился на нее.
— Что случилось, Куинн? Я тебя чем-нибудь обидел?
— Нет, Гейб. Просто так… так быстро… Нужно время. Я не могу по-другому.
Гейбриел с подозрением посмотрел на нее.
— Скажи честно, у тебя кто-то есть?
— Никого.
— Я ничего не могу понять. Только не лги мне! Ведь ты хочешь меня так же, как и я тебя!
— Может быть, даже больше, — чуть слышно произнесла Куинн.
— Черт побери, тогда в чем же дело?! Ты обижена на меня? Боишься? Скажи ради всех святых! Мы должны быть откровенными друг с другом! Что прячешь ты здесь, в своем сердце?
— Я просто еще не готова, Гейб…
Гейбриел прижал три пальца к ее губам, не давая договорить.
— Значит, тебе нужно время? Хорошо. Ты его получишь! Но пойми, Куинн, я все-таки не тряпичный зверек, а живой мужчина… Поэтому заклинаю тебя: пусть это время не будет слишком уж долгим! Обещаешь?
Вместо ответа Куинн снова обвила руками его шею и крепко поцеловала. Хантер сжал девушку в объятиях… Обоих снова жгло пламя неутоленного желания.
Но тут раздался громкий стук в дверь. Не успели они отпрянуть друг от друга, как дверь тихонько отворилась. На пороге стояла Мэри.
— Я помешала? Извините. Но лучше в следующий раз запирайте, пожалуйста, дверь! И кроме того, — Мэри вошла в комнату и поставила на пол большой саквояж, — вы что, решили навсегда оставить у меня ваше чудовище?..