— Куинн, родная! Я люблю тебя! Люблю безумно!
— Говори! Говори еще!
— Люблю! Люблю! Люблю!
Куинн всегда любила музыку. Но такой сладостной мелодии она не слышала никогда. Он любит ее! Из всех женщин мира он любит ее одну! И он принадлежит ей! Ей одной!
Их тела изгибались, сливаясь в одно, как бы танцуя в такт неведомого до сих пор обоим танца.
— Гейб, я еще никогда не испытывала такого…
— Я тоже!
И он вновь закрыл ей рот поцелуем. Их тела двигались в едином ритме. Тишину нарушали лишь страстные стоны и бессвязные обрывки слов. Дыхание Гейбриела становилось все более прерывистым. А сердце Куинн готово было выпрыгнуть из груди. Ей казалось, что именно для этой ночи она родилась на свет. Еще! Еще! Ну еще…
И наконец наступил миг полного слияния. Обессиленные, но переполненные ощущением блаженства, они еще долго лежали в объятиях друг друга.
13
Их разбудил резкий телефонный звонок. Куинн приподнялась на локте. За окном было еще темно.
— Который час?
Гейбриел протянул руку к ночному столику и взял лежавшие на нем часы.
— Не вижу. Но, во всяком случае, вставать еще рано.
Телефон продолжал надрываться. Хантер нехотя спустил ноги на пол.
— Я подойду.
Сладко потянувшись, он подошел к столу и взял трубку.
— Хелло! А-а, Мэри! Хотите говорить с Куинн? Она еще спит. Да, очень поздно заснула. Да, из-за грозы. Конечно, приходите! К десяти часам. Вместе попьем кофе. Пока!
И Гейбриел положил трубку. Вернувшись к кровати, он нежно провел ладонью по растрепанным волосам Куинн.
— Твоя подружка, видимо, догадывается, что здесь происходит, и умирает от любопытства. Ничего, пусть немного потерпит.
— Гейб, это жестоко!
— Нисколько. Тем более что неплохо бы до ее прихода прибраться. А для начала примем душ. Идем.
— Куда?
— Принимать душ.
— Как, вместе?
— Вместе. Ты возражаешь?
— Нет.
— Тогда идем.
Какое блаженство чувствовать, как теплая, ласковая вода широкой струей бежит по спине, скатывается по бедрам к ступням! Гейбриел, стоя рядом, ладонями намыливал ее тело. Его прикосновения становились все более страстными. Куинн, закинув руки за его шею, прильнула к его обнаженному упругому телу.
Они застыли, обнявшись. Их губы слились в горячем поцелуе. И желание с новой силой охватило обоих. Они не противились ему. Гейбриел осторожно опустился спиной на блещущее белизной эмалированное дно ванны. Куинн со счастливой улыбкой села на него. И вновь почувствовала, как вошла в нее твердая обжигающая мужская плоть. Их бедра двигались в такт. А из душа продолжала струиться теплая вода…
— Куинн, дорогая, любимая! — глухо шептал Гейбриел. Глаза его были закрыты, а лицо выражало такую нежность, что Куинн, не выдержав, покрыла его страстными поцелуями.
— О мой милый, желанный, — простонала она.
И вот снова пришел блаженный мир слияния. По лицу Куинн текли счастливые слезы. Гейбриел тяжело дышал, но не мог сдержать радостной улыбки. Боже, вот оно безоблачное, пьянящее счастье!
В такие минуты это счастье кажется вечным. И лишь потом внезапно обнаруживается, насколько оно хрупко и как надо беречь его, чтобы сохранить.
Мэри, вдоволь напившись великолепного бразильского кофе, ушла. Куинн посмотрела на часы. Они показывали полдень. Дождь прекратился. Гейбриел, взглянув в окно, заявил, что дорога вполне прилична и он немедленно поедет в магазин.
— Но я вернусь до того, как стемнеет, дорогая. Если вдруг что-нибудь понадобится, позови Мэри. Она ведь живет через дорогу!
Куинн усмехнулась про себя: неужели она не знает, где живет лучшая подруга?
— Не беспокойся, Гейб, — с нежной улыбкой ответила она, — со мной ничего не случится. Поцелуй меня на прощание и поезжай.
Гейбриел привлек ее к себе и поцеловал в губы. Это был не тот ночной поцелуй, наполненный безудержной страстью, а легкий и бесконечно нежный. И Куинн вдруг ощутила уверенность в будущем. Этот поцелуй, подумала она, как печатью скрепил их отношения.
— Ступай, Гейб!
— До вечера, любимая.
Гейбриел вышел. Через несколько минут послышался шум отъезжающего автомобиля. Куинн осталась одна. Ей сразу стало грустно. Она уже не могла жить в разлуке с этим человеком. И, даже зная, что скоро он снова будет рядом, тосковала.
Закончив уборку, Куинн уселась у окна. Делать ничего не хотелось. Она просто смотрела на улицу и мечтала. Вскоре раздалось тарахтение мотоцикла. Куинн знала, что на нем ездит местный почтальон Боб Уотерс.
Она выглянула в окно и помахала ему рукой.
— Здравствуйте, Боб!
— Здравствуйте, мисс Розетти. У меня для вас бандероль.
— Для меня? От кого?
— Не знаю. Вы должны расписаться. Бандероль заказная.
Куинн открыла дверь, приняла бандероль и, дав почтальону положенные чаевые, вернулась в гостиную. Она осмотрела бандероль и заметила тисненую надпись: «Макгвайр и Шоу, адвокаты». Сердце Куинн защемило от предчувствия беды. Она разорвала пакет. В нем оказались видеокассета и письмо. Отложив кассету, Куинн с тяжелым сердцем принялась за письмо:
Мисс Розетти,
поскольку установленный нами испытательный срок для мистера Гейбриела Хантера истекает, препровождаю Вам видеокассету с записью нового варианта завещания миссис Эльвиры Фидерстоун. Запись, по ее желанию, сделана в моей адвокатской конторе. Миссис Фидерстоун хотела бы, чтобы эту пленку вы просмотрели вместе с мистером Гейбриелом Хантером. Затем мы произведем выплату денег в соответствии с последней волей покойной.
Мой секретарь определит точное время, когда Вы и мистер Хантер сможете прийти в контору для совместного подписания окончательных документов. К тому времени я оформлю Вам доверенность на получение денег со счета миссис Эльвиры Фидерстоун.
Приносим Вам самую глубокую благодарность за помощь в наблюдении за мистером Хантером. Не сомневаемся, что результаты Ваших умозаключений станут веским основанием для справедливого решения вопроса о судьбе наследства, оставленного миссис Эльвирой Фидерстоун.
Искренне Ваш,
Джордж Шоу, адвокат.
У Куинн потемнело в глазах. Итак, день, которого она так боялась и о котором старалась не думать, наступил. Все это время в душе ее теплилась надежда, что все как-нибудь образуется само собой. Как именно, Куинн не знала. Но была почти уверена, что в конце концов все устроится. И только сейчас она с ужасом осознала, что беда неотвратимо надвигается на нее. Ей предстоит направить адвокатам настоящий донос на Гейбриела…
Конечно, после всего, что между ними произошло, она не сможет написать о нем ничего плохого. Но не это главное. Весь ужас создавшегося положения заключается в том, что теперь Гейбриел непременно узнает, что она согласилась шпионить за ним. Узнает потому, что Джордж Шоу вызовет их обоих для окончательного решения дела о наследстве Эльвиры. А там, несомненно, обо всем будет рассказано подробно. Боже, что подумает о ней Гейб! Особенно когда мистер Шоу вручит ей чек в награду…
Ей никогда не удастся убедить Гейба, что она согласилась на условия адвоката, желая помочь Хантеру получить наследство. Гейб и слушать ее не станет.
— Тук-тук-тук! Мы дома? — раздался из прихожей голос Мэри. — Опять не запираем дверь? Ай-ай-ай!
— Проходи, — глухо проговорила Куинн, с трудом владея собой.
Мэри взглянула на бледное лицо Куинн, всплеснула руками и тяжело опустилась на диван.
— Боже, Куинн, что случилось?
— Все кончено…
Куинн, глубоко вздохнув, показала подруге письмо адвоката. Та быстро прочла его и отложила в сторону.
— Я ведь говорила тебе! Это должно было случиться. Ты не могла не понимать, что в конце концов Гейбриел все узнает!
— Неужели ты думаешь, Мэри, что если бы я сама все ему рассказала, он бы понял?