— Как он? — обратился Линан к Камалю.
— Он дышит почти нормально, — с видимым облегчением ответил Камаль. — И вдобавок, смотрите, кровотечение совсем прекратилось.
— Королева сотворила настоящее чудо, — заметил Эдейтор.
— Для Камаля королева сделает все возможное, — отозвался Линан.
— Ваши слова ясно показывают, как мало вы знаете о своей родной матери, — с горечью произнес Камаль.
ГЛАВА 3
Камаль проснулся с обычной готовностью к действию, едва не свалившись при этом со стула. Он заснул, сидя в неудобной позе, прислонив голову к стене под каким-то немыслимым углом, и теперь его затекшая шея отчаянно ныла. Он поднялся на ноги и подошел к кровати, на которой лежал Эйджер. Эйджер все еще спал, но теперь его сон уже не казался сном умирающего.
Несмотря на то, что огонь в камине давно погас, и в комнате стало холодно, Камаль ощутил потребность в глотке свежего воздуха. Он подошел к единственному окну и распахнул деревянные ставни. В ночной темноте перед ним спала Кендра. Где-то у восточной стены города можно было разглядеть слабый свет. Камаль мог различить море прямо за гаванью, где на волнах мерцали фосфоресцирующие следы рыбацких лодок, возвращавшихся в город, — хотя ни самих лодок, ни их парусов невозможно было разглядеть на фоне безбрежной черной воды.
Он вернулся к постели Эйджера и стал пристально вглядываться в его лицо, пытаясь припомнить, каким оно было много лет назад. В то далекое время, когда оба они были молоды, и их переполняла энергия — унесенная жестокой войной, страшными ранами и потерей их любимого генерала.
Камаль не видел Эйджера около пятнадцати лет и давно считал его погибшим; однако последней ночью они снова встретились против всяких ожиданий, и Эйджер едва не умер у него на руках. Размышляя об этом последнем витке судьбы, Камаль испытывал горечь.
Его поразила острота собственных ощущений. Ему и прежде приходилось терять друзей, а его дружба с Эйджером в далекие времена Невольничьей войны была рождена скорее обстоятельствами, нежели личными свойствами. Тем не менее сейчас ему казалось, что дружба, пронесенная сквозь страшную войну со множеством горьких поражений и славных побед, сопутствовала и долгим годам прочного мира, в течение которых Камаль постепенно понял, как мало у него друзей на этом свете.
Из внутреннего двора донеслись звуки, среди которых можно было различить топот тяжелых башмаков по булыжнику и оклики стражников. Он расслышал громкую команду: «На караул!», которую отдавали только в честь кого-то из членов королевской семьи. Должно быть, это старший сын Ашарны Берейма возвращался из своей дипломатической миссии — поездки по королевским владениям в Хьюме, одной из наименее предсказуемых областей, о которой Ашарна предпочитала говорить поменьше. Миссия эта была весьма щекотливым делом, и Камаль мысленно взмолился о том, чтобы Берейма, суровый, точно зимний ветер, успешно с нею справился.
Он вновь взглянул налицо спавшего Эйджера. Теперь оно выглядело спокойным, хоть и было сплошь изрезано шрамами — наградами за верную службу королеве Ашарне. Неожиданно Камаль ощутил странное предчувствие какой-то неведомой опасности, отдаленной, но грозной. Он попытался отогнать его, однако оно уже заняло прочное место в его сознании, тягостное и неопределенное.
Задыхаясь, Арива вырвалась из остатков сновидения. Диким взглядом она оглядела свою спальню и закуталась в простыни.
Несколько секунд ей понадобились для осознания, что она находится в собственных покоях. Когда это удалось, она откинулась обратно на кровать, дрожа всем телом в предрассветной мгле.
Черные крылья кошмара, заставившего ее проснуться, все еще окутывали память. Ей приснилось, будто море поднялось над Кендрой и над всем полуостровом, на котором стоял город, вода перехлестнула через высокие городские стены, разлилась по узким улочкам, хлынула во дворец. Она поднималась и поднималась. Она увидела барахтавшуюся в воде мать, королеву Ашарну; намокшая одежда и тяжелые Ключи Силы неумолимо тянули королеву вниз. Потом откуда-то появился сводный брат Аривы Берейма, он протянул руку королеве, и их пальцы сомкнулись. На какое-то мгновение показалось, будто Берейма сможет вытащить мать из бурлившего потока — однако сила морской воды была велика, и вот его пальцы ослабли. Арива видела, какое напряжение отразилось на его лице, когда он пытался удержать руку королевы, потом ее пальцы, мокрый рукав ее рубашки…