Наблюдая за тем, как армия выступает из Верхнего Суака, Эйджер невольно ощутил, как в нем растет гордость. Она была большей, чем та, что он испытывал молодым капитаном, служа под командованием Генерала, отца Линана, потому что он сыграл немалую роль в создании этой армии. Он ощущал великую преданность этой армии. Даже до того, как стать одним из четтских вождей, он начал подумывать, что нашел свой истинный дом, и его скитания наконец завершились. После Невольничьей войны его привлекло к себе море, потому что оно обещало жизнь без границ; Океаны Травы обещали нечто похожее. Здесь даже горбун мог обрести уважение и внутреннее равновесие.
Линан ехал почти в самом авангарде, окруженный Краснорукими. Они везли войсковые знамена, и Эйджер с удивлением увидел, что изображен на них не Белый Волк, а новый узор. Это был простой золотой круг на кроваво-красном поле. Эйджер улыбнулся про себя. «Умно, — подумал он. — Наш флаг — Ключ Единения. И все, кто сражается против нас, сражаются против единства». Он гадал, кто же додумался до подобной идеи — зная, что Камалю такое никогда не пришло бы в голову. «Коригана, конечно. Она умнее и опаснее крупного раненого медведя. Рад, что она на нашей стороне. — Эйджер покачал головой. — По крайней мере, надеюсь, что она и вправду на нашей стороне».
Мофэст подтолкнула его под локоть, и он повернулся взглянуть на выступающие из Верхнего Суака кланы, в том числе и на свой. Он с трудом сглотнул, лишь теперь понимая, что значило располагать преданностью столь многих. Подобная ответственность и ужасала его, и наполняла буйной радостью.
«Мой народ», — подумал он. Эйджер не знал, удастся ли ему уцелеть в последующие несколько месяцев, но если он-таки уцелеет, ничто не помешает ему вернуться к своим.
— Они будут тебя ждать. — Мофэст словно прочла его мысли. — Тебе суждено умереть среди них, а не вдали от них.
— Так ты пророчица, Мофэст? — хмыкнул Эйджер.
Та усмехнулась и покачала головой.
— Нет. Но ты должен признать — прозвучало это хорошо.
— Тебе нипочем не узнать, насколько хорошо, — усмехнулся ей в ответ Эйджер.
К концу первого дня армия четтов недалеко ушла, отчасти потому, что начала отделяться от стад и фургонов вокруг Верхнего Суака, но в основном потому, что столько четтских воинов впервые собрались в единое войско — почти вдвое большее, чем самая крупная армия, какую сколотил отец Кориганы во время гражданской войны. Камаль приложил все силы для организации ее в походный порядок, и к концу дня воины действительно начали передвигаться в некотором роде согласованно. Вечером Камаль убедился, что все знамена разбили лагеря в соответствии со своим местом в завтрашнем переходе, и попал на собрание командиров, когда то уже давно началось.
Собрание было большим, на него явились все вожди и их заместители, Линан и Дженроза. Все расселись вокруг большого костра. Этой ночью почти ничего не требовалось обсуждать, главным образом мелкие осложнения, связанные с уязвленной гордостью вождей, знамена которых перевели в арьергардную половину армии. Линан заверил их, что такая ротация знамен проводилась по необходимости, поскольку нельзя было ожидать от любого знамени постоянного несения ответственности, связанной с нахождением в авангарде или арьергарде.
Когда вожди перестали задавать вопросы, Линан спросил, есть ли еще какие-нибудь дела. Тогда поднялась Дженроза и нервно сказала:
— Джес Прадо скоро будет в Океанах Травы. — И с этими словами снова села.
Все взгляды устремились к ней, и ей захотелось быть букашкой и иметь возможность уползти под ближайший камень. Несколько собравшихся заговорили разом.
— Тихо, — скомандовал Линан, и все замолчали. — Дженроза, как ты об этом узнала?
— Она помогла мне с чарами, — раздался новый голос, и вперед выступила Подытоживающая. Магичка покачала головой и полуулыбнулась. — По правде говоря, наведение чар взяла на себя она.
— Что ты имеешь в виду? — потребовала разъяснений Коригана. Ее не слишком радовало, что Дженроза обучалась у магички не из клана Белого Волка, но Эйджер привел очень убедительные доводы, и, кроме того, данное обучение было еще одним способом привязать клан Океана к своему делу. Поэтому она в конце концов согласилась.