- Ну и очень глупо, гемоглобин так не поднять, - выпалила Алиса. Имхотеп посмотрел долгим сердитым взглядом, как учитель, желающий добиться в классе полнейшей тишины.
- Тогда фараон разгневался и прогнал жреца. Сети был не столь щепетилен, чтобы вернуть молодость и здоровье, его уговорили принести в жертву кого-то из преступников. Но эликсир оказался бесполезен. Маги уверяли, что это произошло потому, что вначале зелье было опробовано на другом человеке.
- Какие маги… - Алиса быстро прикрыла рот ладонью, - молчу, молчу…
- Второй раз эликсир снова был проверен на одном из рабов, и снова не омолодил фараона. После этого Сети уверился, что его хотят отравить - он был отважен на поле брани, но в мирной жизни дорожил слишком многим. И он прогнал тех восточных магов, а покровительствовавших им жрецов Амона - отдалил от себя. И тут он был прав, ибо любой, кто общается с богами, мог почувствовать силу этих магов. Это мерзко, можешь мне поверить. Даже наши собственные демоны как-то ближе.
- А здесь ты не чувствуешь эту силу?
- Что-то есть, но я не могу сказать наверняка, это же чужое! И ужасней всего чувствовать что-то отдаленное, но знать, что сделать ничего не можешь.
- Ты же рассказал нам, а мы…
Имхотеп посмотрел на нее будто не с высоты своего немаленького роста, а с вершины пирамиды Хеопса:
- Ты слишком высокого мнения о ваших способностях. С некоторыми сущностями вся ваша хваленая техника ничего не сделает.
- Будто ты мог сделать, - огрызнулась задетая за живое Алиса.
- Я - мог. Раньше мог. А теперь по воскресении…
- Что теперь?
И тут обычно сдержанного египтянина прорвало:
- Ты не понимаешь! Не понимаешь! А это как если бы ты руки лишилась или глаз! Я потерял тот дар, который у меня был, это плата за возвращенную жизнь!
- Неужели жизни мало…
Имхотеп не слушал и даже не упрекнул ее, что она снова перебивает:
- А это дало бы возможность отомстить… да я умирал с мыслью о том, что вернусь, и вернусь могущественным!
- Прошло три тысячи лет, кому бы ты сейчас мстил?
Он усмехнулся, немного успокоившись:
- Уж нашел бы, кому.
- Мне? - в лоб спросила Алиса, и все же добилась того, что жрец ответил уже не настолько уверенно:
- Тебе мстить незачем, но это случилось бы независимо от меня. Мне объявили о том, что меня не просто казнят, а подвергнут древнему заклятию… они верили в богов настолько, насколько это было полезно их казне, но в то заклятье верили, Небнетджера чуть не трясло от страха, когда он о нем говорил, хотя и старался величественно выглядеть. Он действительно боялся, что я вернусь! Об этом страхе я помнил, когда на моих глазах казнили товарищей…
- Мне, правда, очень жаль. Но ты же сильный человек, если что-то пошло не так, как тебе мечталось, ты вполне можешь с этим справиться. Если не получилось отомстить, может быть, получится просто жить?
В ответ она увидела уже знакомое снисходительное выражение лица:
- Ты не понимаешь… просто жить после того, что произошло? Жить и знать, что любимая женщина погибла ради меня?
- Жить, потому что иначе ее жертва бессмысленна.
- Но ты же сама шла в пирамиду, читала заклинание, значит, у тебя не получилось смириться?
- У меня было другое… никто не жертвовал собой ради меня, никто меня не проклинал, то есть проклинал. конечно, но в запертой комнате с мягкими стенами. Просто я не могла… не могла оставить это так, будто половина меня была похоронена, и я обязана была рискнуть всем и заплатить за это чем угодно… лишь бы снова быть живой целиком.
- Вот видишь, значит, ты понимаешь.
- Я понимаю желание вернуть близкого человека, - возразила она как можно мягче. - Но не отомстить любой ценой, это разрушает. Подлинная месть - прощение.
- Эта речь подобает добродетельным старцам, у которых жизнь позади, - сказал жрец, глядя в сторону выхода, - но не молодой девушке с горячей кровью. Думаю, ты просто повторяешь идеи из ваших религиозных книг - впрочем, их сочинял народ, веками бывший у нас в рабстве, а какие еще мысли могут быть у рабов. Зря я… ладно, забудь. Нам пора продолжать исследования.
Алиса послушно взяла приборы для съемки, чувствуя себя виноватой. На лице у египтянина снова невозможно было прочитать ни единой эмоции, холодная, бестрепетная, прекрасная маска древнего божества, и кто бы мог подумать, что его обуревают подобные страсти, и что он, похоже, страдает, что никто не в силах его понять? Она вспомнила, как некогда мечтала разорвать Стаса на куски пусть даже голыми руками, но воспоминания потеряли яркость и остроту, возможно, потому, что Пашка был снова жив, а Стас в его нынешнем положении вряд ли очень счастлив. Конечно, муки совести его не терзали, но он, как истинный ученый, переживал за судьбу эликсира.
Эликсир…
- Можно задать тебе еще один вопрос?
- Задавай.
- Почему магическое зелье не омолодило фараона?
Имхотеп какое-то время подбирал слова:
- Ты изучала наши письмена и священные книги, значит, знаешь о душе.
- Да, про ее пять, ой, нет, шесть составляющих, я до конца не разобралась. но…
- Не перебивай! Жертвенник исторгал душу - и ее же превращал в эликсир, а духовная составляющая не делится. Зелье могло исцелять животных - у них нет человеческой души. Но принесенная жертва могла вылечить и омолодить лишь одного человека. Если кто-то отпивал хоть глоток, эликсир становился бесполезен. Фараон не смог поверить в это, или же его пугала мысль выпить чужую душу.
- Так вот в чем дело! - Алиса буквально подпрыгнула на месте, забыв о всякой взрослости и солидности полноправного члена научной экспедиции. - Послушай, мне надо назад, срочно. Домики подождут, сейчас я найду Гордона и…
По выражению лица египтянина было ясно, что он давно перестал ждать от нее хоть сколько-нибудь разумных поступков. Но сказать что-то по этому поводу он не успел - снаружи взревела сирена оповещения о срочном сборе.
========== Но чужие снега на планете иной ==========
Археологи сходились к небольшой площадке, окруженной постройками более высокими и замысловатыми, чем попадавшиеся Алисе до сих пор одноэтажные домики. Здесь город напоминал реконструкцию римского форума - свободное пространство, по краям которого громоздились каскады стен, величественные арки и колонны, уходящие в головокружительную вышину, но не достигавшие крыши. В центре площади рядом с округлой формы возвышением сидел прямо на песке Пашка, а рядом стоял начальник экспедиции и буравил его глазами, на что Пашка старательно не реагировал.
- Что тут? - прозвучал очередной вопрос. Гордон обвел глазами присутствующих, и, решив что народу собралось достаточно, - кивнул на возвышение:
- Вот, пожалуйста, купол исчез.
- А что Гераскин, а что сразу Гераскин? - возмутился Пашка, вскакивая. - Это с любым могло случиться. Да кто угодно мог хлопнуть по этой ерунде.
- Но кто угодно не хлопнул, - поправил его Гордон. - Ладно, коллеги, любуйтесь. Только что запечатлели, для потомков, так сказать…
Он поднял повыше камеру, демонстрируя окружающим последнюю запись. Алиса шагнула вперед, стоявшие рядом археологи расступились, пропуская.
На снимке видна была та же площадка, только безлюдная. Посередине поднимался из песка гладкий, блестящий, полупрозрачный купол высотой в два человеческих роста. Ракурс медленно менялся - видимо, в соответствии с движениями несущего камеру оператора. Затем в поле зрения записи попал Пашка, который подошел к куполу и что-то сказал оператору. Пашка настоящий, как и вся группа, наблюдал за поведением своего призрачного двойника.
Пашка на записи тем временем остановился, оглядывая купол. До Алисы донесся голос, слегка искаженный камерой и оттого звучавший будто издалека: