- Всего лишь женщина… государь, всего лишь женщина… тысячи самых юных красавиц… более двадцати лет, скоро начнет увядать… счастье, что не попросил большего…
Фараон медлил. Неслыханным делом считалось в Египте отпускать на волю женщин гарема, ослабляя тем самым мужскую силу владыки - залог плодородия и благополучия Черной земли! Но ведь и жрецы доселе не показывали ему ничего, выходящего за пределы легко объяснимых фокусов. Сети обвел глазами зал. Огненные блики от светильников играли на металлических фигурах, и фараон вздрогнул - ему показалось, что божественные персты теперь указывают на него. Усилилось колотье в груди, фараон сейчас жаждал одного - прилечь и выпить целебное питье, успокаивающее сердцебиение. И наконец он взмахнул ладонью:
- Да будет так! Пусть! - и пошатнулся, оседая на руки преданных меджаев.
Кто-то ахнул громко, в зале началась суматоха, Пасер, придвинувшись к Имхотепу, проговорил тихо:
- На твоем месте я бы забрал женщину и уехал.
Визир уже оправился от охватившей его паники. Устрой Имхотеп трюк со статуями среди бедноты - и ему поклонялись бы всю жизнь, как самому Ра, но власть имущие слишком много знали о хитростях, помогающих держать в узде простонародье, и слишком полагались на свое богатство и особые ритуалы, способные призвать милость богов. Визир практически уверил себя, что видел не чудо, а мудреный фокус. Но если это не фокус, жрец поможет одержать верх над нахлынувшими с Востока магами, если будет такая необходимость…
Шум позади заставил его обернуться. Пасер увидел фараона, буквально висевшего на руках стражников и запрокинувшего к потолкам посиневшее лицо. Как ни молодился Сети, его сердцу было уже семьдесят лет, и сегодняшние переживания оказались для него чрезмерными.
- Врача, врача скорее! - закричал Пасер, забыв, что один из лучших медиков Египта стоит в нескольких шагах от него. В зале поднялся крик и плач, как нередко бывает в таких ситуациях, люди бестолково бегали по залу. Среди всей этой суматохи застыли две фигуры - одна высокая, в черном жреческом одеянии, - и стройная, расписанная золотыми узорами, фигурка девушки. Двое стояли и смотрели друг на друга, не решаясь дотронуться, хотя теперь никто им это не запрещал.
- Землетрясение девять баллов, - сказал Уртейл. - Но толчки нарастают. Равнина уже покрывается трещинами.
Вылетевшая на поиски группа археологов насчитывала семь человек. Все они мрачно молчали на слова техника. Они и так видели, что вход в подземный тоннель обрушился.
- Что такое прошло по равнине… - вздохнул Кристофер, - даже чертовы бродячие лианы не оставляли такого, будто строительный каток.
- Пока все не рухнуло, есть надежда, - процедил сквозь зубы Алекс Гордон.
- Пирамида! - крикнул кто-то. - Вон провал! Боже, это же грань пирамиды!
Люди повскакали с мест. Катер тряхнуло в очередной воздушной яме. И тут раздался радостный вопль Олафа:
- У меня сообщение! Сообщение! По простой внутренней связи, от Ардета Бея! Они живы! Мы сможем их засечь!
Третья экспедиционная база никогда не насчитывала столько народа. Помимо присутствующей группы археологов и прибывших контролеров из Патруля, сюда прилетели спасатели из соседних лагерей, медики, даже просто туристы. Уже в тысячный раз на огромном интерактивном экране прокручивались кадры землетрясения, сдвигающихся пластов почвы, огромной воронки на месте бывшей пирамиды, не оседающих туч поднятого в воздух мелкого песка и пыли, катера, спускающегося к самым развалинам и выбирающихся по огнеупорной лестнице фигурок. Счастье, что в таких условиях экспедиция потеряла лишь одного из самовольно ушедших в опасное место, к тому же уверенности в его гибели не было - Пашка с Алисой в один голос твердили, что Ардет Бей в безопасности, правда, где эта безопасность, ответить затруднялись.
Гордон уже успел прийти в свое обычное тревожно-недовольное состояние. Когда Кристофер радостно хлопнул его по плечу и поздравил с благополучным исходом миссии, он сердито буркнул в ответ:
- Такой памятник древности погиб, теперь и вовсе не дадут копать на Эвридике.
- Да ладно! Я готов всю жизнь не вылезать дальше Марса, лишь бы все были живы!
И Гордон улыбнулся - с этим трудно было не согласиться.
Кром несомненно прицепился бы к Гордону и отчитал за превышение полномочий в других условиях. Одновременно с землетрясением у него перестали болеть глаза и голова, поэтому он смутно чувствовал, что эти явления связаны, и что не археологи их причина. Конечно, ему предстояло еще немало головной боли с разбирательством из-за гибели Стаса и исчезновения древнего памятника, но это была нормальная головная боль.
Пашка с Алисой сидели в центре конференц-зала и заодно в центре внимания (как выразился Пашка). Последнее уже стало слегка надоедать. Они не успели сочинить мало-мальски правдоподобную общую легенду и теперь вынуждены были отмалчиваться и объяснять свое состояние перенесенным шоком. Впрочем, Пашка надеялся, что ответственные лица, как обычно, придумают объяснение, не выходящее за рамки реальности, и им останется только кое-где кивать.
Через полчаса после начала дискуссии пришло сообщение с центральной базы. Со спутника поступил сигнал о еще одном землетрясении в нескольких сотнях километров к северу. Большинство посетителей кинулись к катерам, за ними из зала потянулись остальные.
Пашка с Алисой выходили последними. У выхода из зала к ним навстречу шагнул высокий худой человек с очень светлыми волосами, которого Алиса сначала не узнала. Зато Пашка сразу воскликнул:
- Джон!
- Джон! - ахнула и Алиса. - Вы! Не узнала, простите.
- Я тебя… вас тоже, - у Рихтера дрогнул голос. - Вы стали такой красавицей.
- Да что вы мне выкаете, как старушке!
- Не могу, пока привыкну. Все ведь хотел приехать и попросить прощения, что не уберег тогда. И у тебя тоже, - обратился Рихтер к Пашке.
- Ну вот, - как бы в сторону вздохнул Пашка, - ей вы, мне ты, все, как обычно.
- Да ладно! Джон, за что прощение? Все теперь хорошо. И говорите мне ты.
- Как же вы… ты… ох, пока привыкну.
- Подождите, Джон! Вам же грозит опасность! Мне Стас говорил, что приготовил вам какую-то пакость!
- Ах, так это был он?
- Что такое “это”?
- Долгая история, а вы устали. Расскажу потом, если вы захотите меня видеть… после всего. А как вы смогли, ну… - Рихтер кивнул на Пашку.
- Тоже долгая история. Институт Времени пригодился. Надо их навестить, кстати.
- Навестите, у них такая суматоха. У них Томас Ремберг из Машины времени вышел. Молодой.
- Что? Тот самый? Фома неверующий?
- Тот самый, и опять молодой, только он ничего не помнит. Теперь не буду надоедать, Алиса.
Рихтер быстро кивнул ей, потом обиженно молчавшему Пашке и вышел в тамбур.
- Да, - пробормотал Пашка, - этот тоже… Ты говорила про ждать, учти, я не воспринял всерьез, это невыполнимо.
- Что невыполнимо, - прошептала Алиса, чувствуя, как кровь приливает к щекам, - да ты сам сто раз передумаешь.
- Ладно, пойдем. Все это глупости, мы же свободные люди, - он повернулся, улыбаясь прежней, естественной мальчишеской улыбкой. Алиса вдруг подумала, что впервые за долгое время видит глаза Пашки так близко - окруженные торчащими черными ресницами, ярко-серые, как звездочки, с блестящими зрачками, в которых отражалась она сама. Глаза были на одной линии с ее, и губы тоже.
- А знаешь что? - сказал Пашка. - Мы ведь с тобой одного роста… теперь.
К О Н Е Ц.
*Разумеется, конкретно этот стихотворный пересказ истории о двух братьях, Бате и Анупу, и коварной жены младшего Шепсет Сети вспоминать никак не может, он написан в наше время (автор не указан в статье, где я его читала). Но какой-то поэтичный вариант в его время наверняка был.