Я вскочила.
Если это опять Джаред пришел приставать, чтобы я продала ему дом, подумала я с яростью, то я плюну ему в лицо.
Утерев слезы, я отправилась к двери и распахнула ее решительным, сердитым жестом. Но это был не Джаред.
Передо мной стоял Марк Касталлак.
Глава 2
Генрих, в отличие от своего отца, никогда не считался красивым, но его юношеская свежесть завоевала сердце Элеанор.
Она, в свою очередь, нуждалась в защитнике… и нашла его в Генрихе Анжуйском.
– Доброе утро, – сказал он.
Я уставилась на него пустым взглядом.
Наконец ответила: «Доброе утро» – и голос мой показался мне холодным и недружелюбным.
Наступило молчание. Я не знала, что сказать. Мы стояли, глядя друг на друга. Тогда он спросил:
– Можно войти?
Я открыла ему дверь, и он вошел на кухню.
– Простите, – сказал он, – если я пришел в неподходящее время, но я увидел, что вас не было на утренней службе, и ухватился за возможность поговорить с вами наедине.
– Ничего страшного.
Опять повисло молчание. Я хотела сказать: «Я с сожалением узнала о смерти вашего отца», но слова не шли с языка.
Молчание уже становилось невыносимым, когда он непринужденно, словно это было совершенно естественно, произнес:
– Я пришел выразить вам свои соболезнования.
Несколько секунд я не видела ничего, совсем ничего, кроме его раскосых, темных, внимательных глаз, а когда наконец снова смогла ровно дышать и шок превратился просто в боль где-то далеко в горле, я осознала, что мир вокруг существует: куры кудахтали во дворе за открытым окном, птицы пели на карнизе, огонь потрескивал в кухонной плите напротив нас. Во рту у меня пересохло. Наконец мне удалось вежливо выговорить:
– Вы очень добры.
Больше я ничего не сказала. Я думала о Лоренсе, и было уже не важно, много ли знает этот мальчик, потому что мне все было безразлично, все, кроме того, что я больше никогда не увижу Лоренса.
– Может быть, поговорим в гостиной?
– Да. Пожалуйста.
Мы стояли в холле, который тогда располагался в передней части дома. Я больше не могла на него смотреть. Мои глаза застилали слезы.
В зеркало я увидела, что он сел за стол, словно ожидая, что ему принесут бокал вина: руки засунуты в карманы, стул накренен так, чтобы можно было тихонько раскачиваться на нем взад-вперед. Его небрежное поведение так меня задело, что я почувствовала злость. Это ослабило горе; через секунду слезы высохли и я смогла взять себя в руки.
– Зачем вы пришли? – коротко спросила я. – Полагаю, не только за тем, чтобы выразить соболезнования, но если это не так, то прошу меня извинить. Сегодня утром я слишком плохо себя чувствую, чтобы принимать посетителей.
Он не сказал, как ему жаль, что я плохо себя чувствую. Может быть, он догадался, что мое недомогание происходило от горя. А может быть, не поверил в само недомогание.
– Вы не сядете, миссис Рослин? – спросил он ленивым, спокойным голосом, покачиваясь на стуле. – Мне неловко сидеть, когда вы стоите. Конечно, с моей стороны было невежливо садиться без приглашения, и я приношу свои извинения. У меня не было намерения вести себя по отношению к вам так, словно вы не почтенная вдова, за которую себя выдавали.
– Мистер Касталлак…
– Прошу вас, – сказал он, резко вставая и придвигая мне стул, как джентльмен для леди, – прошу вас, садитесь и простите мне мои дурные манеры.
Я послушно села. Он сел напротив меня. Нас разделял стол, а за окном ветви шиповника скреблись о раму, покачиваемые легким ветерком.
– Как дела на ферме? – вежливо осведомился он. – Надеюсь, у вас все в порядке.
– Спасибо, все в порядке.
– Очень рад слышать. Знаете, отец о вас беспокоился. Его последними словами была забота о вашем благополучии.
Я не могла говорить. Я смотрела себе на руки и вспоминала голос Лоренса, который так любила: «Ты больше не будешь ни в чем нуждаться, обещаю. Тебе больше не придется думать о деньгах».
– Если вам когда-нибудь что-нибудь понадобится, – сказал Марк Касталлак, – я уверен, что это можно будет устроить.
Я подняла на него взгляд. Черные глаза смотрели на меня без выражения. Уголки жесткого мужского рта чуть кривились в усмешке. Отворачиваясь от него, я увидела, что его рука скользнула в карман и он достал пять соверенов. Золото тускло заблестело в ярком утреннем свете.
– Вам, должно быть, предстоит много расходов, – проговорил он, аккуратно, мелкими, точными движениями складывая монеты в стопку на столе перед собой, – а ведь нет ничего более скучного, чем отсутствие достаточного количества денег для комфортной жизни.