Выбрать главу
*

Зачем он уехал? Кто его гнал из Америки? Он вспомнил Хариша-Харри:

«Не пройдет колено — возвращайся в Индию… Вылечишься — снова вернешься».

Мистер Каккар предупреждал его: «Попомни мое слово, Бижу; в ту же минуту, как прибудешь, начнешь думать, как бы оттуда снова смыться».

А вот и Саид-Саид при своей вечной улыбке. Последняя встреча с ним.

— Ах, Винсу, какая девушка! К Луфти сестра прихать из Занзибара. Я как увидеть, сразу Луфти сказать: «Ой, Луфти, вот это да-а!»

— Но ты женат.

— Ай, женат, что за беда! Через четыре года «зеленая карта» в кармане, развод, и снова женат. А пока в мечеть. Эта девушка… Она…

Бижу слушает.

Саид задыхается от восторга.

— Она…

Бижу ждет.

— Она чистая! Она пахнуть! И размер четырнадцать! — Саид изображает Ладонями размер своей мечты. — Лучший размер! Я к ней даже не прикасаться. Я себя вести. Купим домик в Нью-Джерси. Я на курсы авиамехаников ходить.

Бижу безутешен. Боится темного леса, боится, что эти догонят его и убьют, ужасается тому, что он наделал. Жалеет вещи, купленные в Америке, скорбит о пропавших деньгах. Проснулась и боль в колене, ушибленном на кухне кафе «Ганди».

Глава пятьдесят третья

Лягушки безумствуют и в Чо-Ойю. В джхора, в папоротниках, на грядках, в водонапорном баке, поднятом выше деревьев. Уже темно. Повар стучится в дверь судьи.

— Что там еще?

Повар открывает дверь, держится за нее обеими руками. Он пропитан алкоголем. Глаза слезятся, как будто лук резал. После возлияний в кантине Тапа он вернулся домой и приложился к своему чангу. Повар прицеливается, делает героическое усилие — цель достигнута! Он рухнул на пол перед кроватью судьи.

— Я п-плохо себя вел, — мямлит он заплетающимся языком. — Побей меня, сахиб.

— Ч-что? — Не менее пьяный судья (виски!) пытается выпрямиться в кровати. — Что?

— Я нехороший человек, — всхлипывает повар, восстав на колени. — Нех-х-хроший. Меня надо наказать, сахиб. Побей меня.

Да как он осмелился!..

Как он осмелился потерять Шамку, как он осмелился не найти Шамку, как он осмелился заявиться в таком виде и беспокоить судью среди ночи!..

— ДА ТЫ В СВОЕМ УМЕ?

— Сахиб, побей меня.

— Ну, ежели тебе желается…

— Я злой человек, слабый человек. И зачем я только живу на свете?

Судья встает и тут же тяжко оседает на постель. Движение — жизнь. Он шлепает повара по лбу тапком.

— Так?

Повар валится на пол, хватает стопу судьи, плачет.

— Я плохой человек. Прости меня, прости…

— У… уй-йди… Пшел… — Судья пытается вывернуть ногу из хватки повара.

Повар ногу не отдает. На что же он будет лить слезы и сопли? Он обильно орошает ногу сахиба, добавляет слюны. Судья отбивается тапком.

— Сахиб, я еще и пьяница. Плохой я, ой какой плохой!..

Сахиб свирепеет, колотит плохого повара.

— Ой-ой-ой, плохой я, плохой! — причитает повар. — Я виски пил, чат пил, я ел господский рис вместо положенного своего, мясо ел, ел из господской кастрюли, обманывал, армейский спирт воровал, виски, чанг делал, деньги крал, пятьдесят лет крал, каждый день, Шамку бил, с ней не гулял, сидел да биди курил, думал только о себе, ай-ай-ай, пропала моя голова-уа-уа!..

Судья освирепел. Не впервой.

— Гадина! Грязная свинья, лицемер, скотина, мразь!

— Да, да, верно, верно! — подпевает повар. — Долг господина наказывать нерадивых слуг!

*

Саи слышит вопли, звонкие шлепки тапка, несется на шум.

— Что случилось? Перестань! Прекрати немедленно! Прекрати! — вопит она.

— Пусть, — вопит повар. — Пусть убьет меня. Он ХОЧЕТ убить меня. Не мешай. Зачем мне жить? Лучше умереть. Убей меня, сахиб. Может быть, тебе приятно будет. Мне приятно будет. Убей!

— Убью! Убью!

— Убей, убей.

— УБЬЮ!!!

*

Повар не упомянул про сына. Нет сына. И не было. Надежда была. Бижу не было.

*

Судья колотил изо всех сил. Колыхались его дряблые, старческие, отвыкшие от всяких упражнений мышцы, летела во все стороны слюна из дряблого, старческого рта, трясся подбородок. Рука с тапком поднималась и опускалась.

*

— Прекратите, прекратите немедленно! Это гадко, мерзко, отвратительно! — кричала Саи.

Но они не слышали.

*

Саи выбежала из дому в чем была, в бетой хлопчатобумажной пижаме. Вынесла с собой пустоту дня, отвращение к повару, к его жалкому бормотанию, ненависть к судье, вынесла свою жалкую эгоистическую печаль, свою жалкую, эгоистическую, бессмысленную любовь…