Снаружи дождь, скоро комендантский час. Запах приманил группу освободителей. Они влезли в дом через кухонное окошко.
— Почему дверь заперта, тетушка?
В доме полно ценных вещей, фамильных, наследственных…
— Чего вы хотите?
По тону Лолы чувствуется, что ей есть что терять.
— Мы календари продаем, тетушка, кассеты с умными речами. Все в поддержку движения.
Показная вежливость выглядит нелепой после их насильственного вторжения в дом, на фоне этого бандитского партизанского камуфляжа. Календари и кассеты пестрят пресловутыми, обагренными кровью кукри, омываемыми в водах Теесты.
— Не давай им ничего, — шипит Лола по-английски, надеясь, что ее не поймут. — Сунь им палец в рот, всю руку отхватят.
Они, однако, поняли. Они понимают ее английский, а вот она их непальского не понимает.
— Любое содействие движению помогает благородному делу.
— Для кого благородное, а для кого и не благородное.
— Ш-ш-ш, — урезонивает ее Нони. — Не надо так.
— Мы вам квитанцию выпишем, — уверяет милый молодой человек, не отрывая глаз от пищи. Его взгляд ласкают кишкообразные эссекские сардельки, оттаивающая салями, еще подернутая инеем.
— Не нужно, — отрезает Лола.
— Ш-ш-ш, — снова шипит Нони. — Дайте календарь.
— Только один, тетушка?
— Хорошо, дайте два.
— Вы знаете, как движение нуждается в деньгах.
Они покупают три календаря и две кассеты. Все?
— Мы у вас переночуем. Полиции в голову не придет искать нас здесь.
— Нет! — крикнула Лола.
— Хорошо, только без шума, — вздохнула Нони.
Перед тем как заснуть, парни подмели всю провизию.
Лола и Нони, стараясь не шуметь, подтащили к двери тяжеленный комод. Эти услышали, заржали:
— Не бойтесь, бабули, не тронем. Старенькие вы для нас.
Все ночь сестры не смыкали глаз.
А что же Буду, их сторож?
Они ожидали, что он вот-вот подойдет со своим ружьем и прогонит этих. Но Буду не подошел.
— Я так и знала… Я всегда говорила… — шептала возмущенная Лола. — Эти непальцы… они все заодно.
— Может быть, эти его испугали, — возразила Нони.
— Ой, да брось ты! Скорее, эти его родня. Один из них его племянник. Надо было сразу им отказать, это все ты, все ты!..
— Да что толку отказывать? Как бы ты их выгнала? Только хуже было бы. Не будь наивной.
— Это ты наивная! Если не на все сто, то наполовину… Даже на три четверти. Балда!
— Вы, конечно, боитесь полиции, — ухмыльнулся один из них на следующее утро. — Ответственность за укрывательство! — Он погрозил сестрам пальцем. — Не бойтесь, мы на вас не донесем. А если вы донесете — мы вас достанем.
— Как?
— Увидите, тетушки.
Очень, очень спокойно и вежливо.
Уходя они прихватили рис и мыло, масло и консервированные помидоры, а вылезая, заметили то, чего не приметили в темноте предыдущим вечером. Прелестная лужаечка, продолженная уступами книзу. Столько места пропадает! Поджаренные летучие мыши, свисающие с проводов, подсказывают, что в мирное время сюда подводится электричество. Рынок рядом, асфальтовая дорога, школа и лавки — все в десяти минутах, а не в двух-трех часах, райская жизнь!
И однажды утром сестры, выглянув из окна, увидели сразу за своим огородом выскочившую за ночь развалюху. Незнакомые молодые люди невозмутимо рубили их бамбук и уносили его куда-то.
Они выбежали из дому.
— Это наша земля!
— Это не ваша земля. Это свободная земля.
— Это наша земля!
— Это незанятая земля.
— Мы заявим в полицию.
Они пожали плечами и продолжили трудовую деятельность.
Глава тридцать восьмая
Ничто не возникнет из ничего, даже Лоле ясно. Зародыш — старое недовольство, неотделимое от Калимпонга. Злые взгляды провожали ее на улице, неразборчивое утробное ворчание, еле слышное, и не придерешься. Ненавистью дышали разговоры в кантине Тапа, у Гомпу, у рыночных прилавков и лотков придорожных торговцев.
Владельцы злых языков знали наперечет нескольких местных богатеев, но для Лолы и Нони все они были на одно лицо.
Да сестры и не стремились разглядеть эти лица — не для чего было. Чего ж тут странного, люди всегда ненавидят тех, кому завидуют, а им, конечно же, завидовали. Но иной раз кому-то не везет, кто-то оказывается в неподходящем месте в самый неподходящий момент. Так гладко все текло, год за годом: Троллоп, Би-би-си, веселое Рождество — и вдруг все, что они считали единственно правильным, оказалось неверным.