Усатый официант в длинной узбекской рубахе, подпоясанной кушаком, и в расписной тюбетейке, бросая на симпатичную брюнетку пылкие взгляды, проводил ее в отдельный кабинет.
Козырин пил чай. Перед ним стоял хрустальный стаканчик грушевидной формы, пузатый чайник, вазочка с вареньем и блюдечко с пиленым сахаром. Еще один стакан стоял донышком вверх на маленьком блюдце и предназначался для гостя. Козырин поднял глаза на Аду.
– Ужинать?
– Нет, спасибо, я не голодна.
Козырин взглянул на официанта, и тот поспешно вышел, опустив за собой занавеску из яркого шелка. Козырин подвинул Аде гостевой стакан, перевернул его в нормальное положение и до краев наполнил янтарной жидкостью из чайника. Ада нетерпеливо кивнула, словно призывая завершить формальности и перейти к делу.
– Ну, – Козырин сложил руки на столе. – Что у вас происходит?
– Они взяли билеты в Израиль. На конец следующей недели.
– Значит, решение избавиться от всего у нее твердое? Ада кивнула. На лице Козырина появилась гримаса, которая могла означать и недоверие, и удивление.
– Глупость какая-то, – пробормотал он. – Отказаться от всего, что достигнуто. Когда сделано так много. И столько еще может быть сделано… Глупость.
Ада не произнесла ни слова в ответ на эту фразу, только нетерпеливо кивнула. Она ждала от Козырина не рассуждений и не оценки действий Арины, а реальных дел. Павел Степанович понял это.
– Хорошо. Чем это чревато для нас? – Он поймал на себе насмешливый взгляд Ады и добавил: – Кроме потери денег, которые мы получаем от сотрудничества с ней?
– Вы представляете, что с нами сделает Иваненко, когда она выйдет из игры? – Ада сжала кулачок, будто кого-то душила. – Мы играли против него. Когда она отойдет от дел, мы превратимся в главных виновников всех его нынешних проблем. И он этого не забудет. А вы, Пал Степаныч, знаете, что такое быть врагом Иваненко.
Козырин не ответил. Он явно размышлял над какими-то вариантами, и, судя по выражению лица, все они ему не нравились.
– Хорошо, – наконец сказал он. – Как мы можем предотвратить ее уход?
– Она не выйдет из дела, если не сможет избавиться от силы Лилит. – Ада побарабанила острыми ноготками по столу.
– Значит, она не должна добраться до Израиля.
Козырин опять задумался, но на этот раз выражение его лица было повеселее.
– Это реально. Закрыть ей въезд в Израиль я, пожалуй, смогу.
Он улыбнулся Аде, но та продолжала сидеть с каменным лицом, ожидая разъяснений.
– Мы заведем дело о незаконном пересечении границы по чужому паспорту. Получим данные о полете в Израиль этой поварихи… Как ее?
– Любы Азаровой, – подсказала Ада.
– Вот-вот. Потом получим показания самой Азаровой о том, что она в указанный период за границу не выезжала. Предъявим фотографию госпожи Розовой для опознания членам экспедиции. Короче, дело получится убедительным, – Козырин усмехнулся и пригубил чай. – А данные этого дела передадим израильтянам. Под предлогом оказания помощи следствию. Думаю, они закроют для нее въезд в страну быстро и навсегда. Так что Арину Александровну развернут на границе, и ни в какой Израиль она не попадет.
Ада вздохнула с облегчением. Все, сказанное Козыриным, показалось ей убедительным. Израильтяне, щепетильно относящиеся к безопасности своих границ, конечно, запретят Арине доступ в свою страну. Может быть, не навсегда, но лет на десять точно. А там видно будет.
– Но нам не нужно, чтобы она села, – сообразила Ада.
– А кто говорит об этом? – Козырин улыбнулся и стал похож на большого льва, лежащего на нагретом солнцем камне. – Незначительное правонарушение, не приведшее к последствиям. Отделается штрафом. Но только потом, когда опасность ее превращения окончательно минует.
– Отлично! – вырвалось у Ады. – Только, Пал Степаныч, отправлять такие документы почтой нельзя. Вдруг затеряются. Или дойдут поздно, и она успеет проскочить. Вам надо везти документы лично. Причем как можно скорее. И оставаться там до ее приезда. Чтобы контролировать всю ситуацию. Мало ли какие неожиданности возможны.
– Неожиданности возможны, – согласился Козырин. – Только я лететь не могу. Во-первых, уровень не мой. Не в том я чине, чтобы документы в полицию возить. А, во-вторых, – он замялся, но тут же продолжил: – Я не могу действовать против нее. Ты же понимаешь… Даже для ее пользы.