— Не надо меня жалеть, — яростно отрезала Лора. — Я не хочу, чтобы кто-нибудь жалел меня. Этого дерьма мне не надо. — Она прикусила губу. — Мне нет дела до этого, сюда я никого не возьму. Это будет моей тайной.
Легко и непринужденно, словно она не сказала ничего странного, пожилой господин поклонился.
— Могу я нанести вам визит? Мне бы хотелось присесть, — Он показал на невысокую песчаную горку, поросшую травой. — Я стал легко уставать в последнее время, и был бы вам очень признателен, если бы мог воспользоваться вашим креслом.
Неожиданно Лора почувствовала прилив теплоты; он пытался сделать так, чтобы она почувствовала себя лучше. Впервые за всю их беседу она рассмеялась.
— Прошу вас. Извините, что не могу подать чай.
Он засмеялся вместе с ней и был поражен неожиданной переменой, произошедшей в ее лице. «Она неординарна, — подумал он. — Она может стать красивой женщиной, улыбка которой будет разбивать мужские сердца». Лора положила велосипед на песок, и они сели, созерцая бесконечные просторы океана и пенистые шапки волн, которые набегали и разбивались о берег с тихим, ритмичным звуком, похожим на шепот.
— Я никогда не рассказывал семье о моем замке на берегу, — сказал он. — Они считают, что я частенько поступаю, как тиран, а время от времени проявляю мудрость, и все из-за того, что дожил до преклонных лет и мне не хочется, чтобы они знали, что в каждой песчаной складке я вижу или придумываю пустую комнату. И конечно, я не могу им сказать, что больше всего мне нравится здесь тишина. В моей семье каждый имеет обо всем свое мнение и непременно высказывает его вслух.
Тишина здесь удивительна. Я никогда не могу насладиться ею до конца.
— Тишина вызывает у меня странное, незнакомое, пугающее чувство, — отозвалась Лора. — Как будто хочет поглотить меня.
— Да, — кивнул он. — Да, такое происходит на пустынном побережье. Она просто поглощает тебя. Многие люди находят эту тишину слишком скучной и приносят с собой эти ужасные радиоприемники… Как они называются?
— Транзисторы. Они просто разрывают уши. И это делает маленьких людишек значительнее, потому что тогда вы вынуждены обратить на них внимание. И даже лучше, если вы ненавидите шум, потому что тогда вы точно заметите их, и они почувствуют свою значительность. Осознают, что реально существуют.
Он пристально вгляделся в нее:
— Ты очень глубоко все понимаешь.
Она пожала плечами:
— Или ты должен быть в центре того, что происходит, или ты ничего не добьешься.
«Дитя улиц, — подумал он. — Не удивительно, что на пляже она чувствует себя неуютно».
— Где ты живешь? — спросил пожилой господин.
— В Сентервилле.
— А когда кончится лето?
Она немного поколебалась:
— В Нью-Йорке.
— В Нью-Йорке твой дом?
Она кивнула и в молчании нарисовала на песке пальцем круг, потом еще один внутри его. Может ли она говорить о себе? Она ни с кем никогда не говорила о себе, кроме Кэла, а теперь он умер, и его книжный магазин закрыли. «Почему бы и нет?» — подумала она.
Пожилой господин был случайным знакомым, ей нравилась его улыбка и то, что он уделял ей столько внимания, а ей очень хотелось поговорить с кем-нибудь.
— Я всегда там жила и никуда не уезжала до этой поездки на Кейп-Код. На лето. Мне нравятся здания, толпы народа, как все это теснится и смешивается, и все имеет начало и конец. Так что всегда знаешь, где находишься, и всюду найдешь дорогу. — Она замолчала на мгновение. — Это кажется сейчас страшно далеко отсюда.
— А здесь ты чувствуешь себя, словно потерялась? — спросил ее пожилой господин.
— Я никогда не чувствую себя потерявшейся, — ответила она, и в ее голосе прозвучала сила. — Просто не всегда уверена, как попасть туда, куда мне хочется пойти. Но я дойду туда, и никому не позволю меня остановить.
Пожилой господин смотрел куда-то вдаль, едва заметно улыбаясь.
— Я тоже говорил так, когда был молод. И мне повезло: никто не остановил меня.
Они смотрели на волны.
— Что еще тебе нравится в Нью-Йорке?
— Шум, — быстро ответила Лора. — Знаете, он никогда не затихает, даже если вы закроете все окна. Даже тогда он проникает, и это хорошо, потому что всегда чувствуешь себя его частичкой.
— Ты хочешь сказать, что шум поглощает тебя там, как тишина здесь? — спросил он, наблюдая за тем, как меняется ее лицо.
Ей это никогда не приходило в голову. Думая о городе и побережье, по-новому сравнивая их, она задумчиво прищурила глаза, а потом рассмеялась:
— Мне нравится это сравнение. Мне вообще нравятся новые мысли. У меня был друг Кэл — вы напоминаете его, — и он тоже учил меня этому: по-новому смотреть на вещи. У него был магазин старых книг в Ист-Виллидже в Нью-Йорке, и он разрешал сидеть рядом с ним, у его письменного стола в дальнем конце магазина, и читать пыльные книги, в которых были удивительные, новые мысли. Я очень любила его.
Он заметил тоскливые нотки в ее голосе.
— Я тоже когда-то немало времени провел в букинистических магазинах, — сказал он в ответ на ее слова. — Потом стал слишком занят, зарабатывая на жизнь. Потом я вновь открыл это для себя. Старые книги и новые мысли. Как хорошо звучит! Ты учишься в школе в Нью-Йорке? Где ты живешь?
— Я начинаю учиться в колледже с осени, — быстро придумала Лора, — а живу в общежитии.
Он посмотрел на нее.
Он знает, что я солгала. Пока Бен не поможет мне, я не смогу учиться. И даже, если буду учиться, все равно буду жить с ним и Клэем. Я не смогу позволить себе общежитие. Он знает, что я лгу, и теперь уже не могу нравиться ему.
— Я посещал университет два года, — сказал пожилой господин, — потом бросил и основал свою компанию. Я заработал много денег, но мне всегда не нравилось, когда люди спрашивали меня об университете, потому что я в этом не преуспел. Может быть, если вы заканчиваете образование и добиваетесь успеха в этой области, то не возражаете, когда вас об этом расспрашивают.
— Спасибо, — тихо сказала она. Она с облегчением встала. — Я должна идти, а то опоздаю на работу.
Он кивнул и поднялся вместе с нею:
— Если вы будете здесь завтра, мы сможем поговорить еще. Я буду здесь, наедине со своими мыслями.