Когда-то он думал, что знает, как сделать ее своей и удержать. Это было, когда она, девятнадцатилетняя, горячо восстала против своей состоятельной, законопослушной, опасающейся общественного мнения семьи. Феликс познакомился с ней на улице в Гринвич-Виллидже, она была с мужчиной, который мельком глянул на него, потом еще раз, уже пристальнее, а затем заговорил с ним глубоким, низким голосом.
— Я не я, если это не Феликс Сэлинджер, предводитель разбойников, в добром здравии и прекрасном расположении духа.
— Джад, — бесцветно произнес Феликс. — Он не мог поверить в это, он никогда не встречал знакомых лиц в Нью-Йорке, всегда был уверен, что город делает всех безликими. И все же — Джад Гарднер, которого ему очень не хватало с тех пор, как он вычеркнул его из памяти. Джад стал более зрелым, хотя и не слишком изменился за эти годы. Феликс ушел бы, но, повернувшись, увидел девушку, которую Джад держал за руку. Высокая и стройная, с длинными, слегка спутанными белокурыми волосами и в просторной, ниспадающей одежде, она была настолько элегантна, так выдерживала свой собственный стиль и обладала такой посадкой головы, что даже во дворце чувствовала бы себя легко и свободно. Именно этот стиль и элегантность привлекли внимание Феликса, и тем же самым инстинктом, который помогал ему в бизнесе, он тут же почувствовал, что мужчина, которому принадлежит такая женщина, будет иметь власть и влияние, которые обеспечат ему зависть остальных. И он знал, что не уйдет. — Как поживаешь? — спросил он Джада.
— Кое-как, — ответил Джад со слабой улыбкой. — Едва существую. Но вижу, что ты вполне ничего.
— Джад, я замерзла, — произнесла девушка. Апрельский ветер был очень пронзителен, вырываясь откуда-то из-за угла ледяными порывами. Феликс заметил, что у девушки голые ноги, и вспомнил о своем подбитом мехом пальто, кожаных перчатках и кашемировом шарфе.
— Вы живете здесь неподалеку? — спросил он.
— За углом.
— Тогда пойдемте к вам.
Джад, увидев пристальный, застывший взгляд Феликса, скользнул глазами по нему, потом возвратился к Ленни, и снова посмотрел на Феликса.
— Извини, я невежлив. Ленни ван Гриз — Феликс Сэлинджер. Феликс славится тем, что всегда добивается того, что хочет, поэтому, Ленни, будь осторожна. Или, может, осторожным следует быть мне? Как ты думаешь?
— Я думаю, нам следует попрощаться и идти домой.
— Но Феликс хочет восстановить отношения, — сказал он. — Мы выпьем за старые времена. Единственно только, нам нечего выпить. По дороге мы должны куда-нибудь зайти и купить спиртное.
— Ничего нам не нужно! — запротестовала она.
— Спиртное нам нужно всегда, — сказал Джад, и Феликс понял, что Джад был в той степени опьянения; в которой алкоголики могут что-то делать, говорить и пребывать в таком состоянии довольно долго, а потом, выпив еще немного, уже переходят в состояние оцепенения.
— А заплатит Феликс.
— Джад, пошли домой, вдвоем.
— Нет, нет. Феликс к нам присоединится. Феликс — это Бахус, бог вина… Вот мы и пришли.
Магазинчик был маленький, Джада все знали. Феликс заплатил за вино, виски и содовую для Ленни, и они вместе направились к четырехэтажному кирпичному дому без лифта, на первом этаже которого была срочная химчистка и ломбард. Квартира состояла из трех комнат, которые тянулись друг за другом вдоль длинного коридора, и это очень напоминало вагон. Джад устроился в первой комнате, сев в одно из трех кресел, стоявших вокруг складного стола, на котором стояли фарфоровая посуда и пустая винная бутылка со вставленной туда свечой, и капли воска красиво застыли на поверхности стекла. В одно окно, где был когда-то кондиционер, вставлена фанера, ниже — карта Африки. И всюду — на полу, на стенах, на мебели — яркие плакаты.
— У меня есть одна идея: уехать куда-нибудь, — сказал Джад. Он наполнил два стакана виски с содовой и предложил один Феликсу, другой — Ленни. — Я хочу увезти отсюда это милое дитя. Но в случае, если мне это не удастся, мы будем любоваться экзотическими пейзажами, чтобы наполнить наши души чудесами мира, где единственное, что имеет значение — это красота.
— Замолчи, Джад, — нервно сказала Ленни. Она сидела, скрестив ноги, на подушке на полу рядом с Джадом. Верхний свет бросал тени на ее лицо, выделяя скулы и изысканные линии фигуры. Феликс стоял, пристально глядя на нее сверху вниз и сознавая, что хочет ее, и чувство это было настолько всепоглощающим, что он понимал, что сделает все, чтобы добиться ее. И это будет не в первый раз, когда он возьмет у Джада Гарднера то, что хочет.
Не дожидаясь приглашения, он сел на один из стульев наискосок от Джада и уставился на него долгим, пристальным взглядом. Высокий, светлый, волосы падают до плеч, он был все еще красив, хотя не так, как Феликс помнил в те дни, когда он завидовал его золотистым волосам и классическим чертам. Голос Джада был грубым, но глаза — очень нежными, а губы — мягкими.
— Куда ты хотел бы поехать? — спросил Феликс.
— В райские сады. Где я смогу собирать золотистые плоды солнца и серебряные яблоки луны и дарить их Ленни, потому что бедное дитя думает, что я романтичен оттого, что беден, а встретились мы в художественной галерее, одним дождливым вечером, и теперь она думает, что любит меня.
— Я люблю тебя, — объявила девушка, — и ты любишь меня.
— О, если бы я мог любить тебя, моя милая Ленни, если бы я мог!
— Полюбишь, — сказала она. — Я заставлю меня любить. Ты женишься на мне, перестанешь пить, и я найду способ убедить родителей помочь тебе начать свое дело, открыв компанию, и мы будем счастливы.
— У меня есть жена. Тебе это покажется интересным, Феликс. — Он аккуратно наполнил свой стакан. — У меня есть жена и сын, но она выбросила меня из дома, потому что я пью. О, и ворую тоже не забывай этого.
Знаешь, когда-то у меня была компания. Владел я ею вместе с другом, для меня достаточно было и половины, и я так гордился этим. Но для моего компаньона это было недостаточно, поэтому он украл мою половину. — Еще раз он наполнил свой стакан, на этот раз помедлил, поднял бокал и посмотрел на свет, любуясь янтарным оттенком. — Мой друг украл ее. Или, чтобы быть точным, мой враг. Он хотел ее, поэтому украл. Поэтому я тоже украл. Это произошло после того, как я обнаружил, что не могу вернуть ее законно или даже украсть обратно. Все, что я мог сделать — это воровать. Как обыкновенный грабитель, взламывая, забираясь и наспех прихватывая что-то, что мог продать или заложить, чтобы принести денег жене и сыну. Ему сейчас восемь, моему сыну. Я водил его играть в шары и на Кони-Айленд… Я уже почти не мужчина, но могу притвориться, даже если для этого мне нужно воровать. Поэтому я и делаю это.