– А ты достигнутый уровень в расчёт принимаешь? – спросил Сергиенко.
– Какой уровень?
– Ну и наивный ты человек. – Сергиенко откинулся в кресле, начал растирать лоб. – Вот, к примеру, ты стометровку в институте бегал?
– Бегал.
– За сколько секунд?
– За двенадцать…
– Так вот, а я сейчас и за двадцать не пробегу. Потому как возраст другой, силёнки не те. Одышка уже, – Сергиенко погладил себя по животу.
– Что-то я не пойму, – сказал Егор Васильевич, – при чём тут спорт?
– А при том, дорогой Егор Васильевич, что планы надо посильные доводить. Зачем же мы вашим соседям будем планировать такой уровень, если они ни разу его не достигали? Их хоть кнутом бей, а ваших показателей они не достигнут.
– Но есть же один обобщающий показатель.
– Это какой же?
– Земля. Вот и доводить план из расчёта пашни. Правильно говорят, что в сельском хозяйстве всё богатство от земли идёт.
– Если по твоей логике идти, Дунаев, то мы в районе никогда план выполнять не будем. Один налегке пойдёт, как на прогулке, а другие будут, как тонущие, пузыри пускать.
– Но, согласитесь, несправедливо так!
– А это с какой стороны смотреть, Дунаев. Для тебя, может быть, и несправедливо, а вот соседу твоему Бирюкову в самый раз подходит.
Вот так поговорили они с Сергиенко. Знал Дунаев – правда на его стороне, но до неба высоко, до Бога далеко. И на другой год он заранее в управление приехал, в декабре, когда ещё только намётки планов составлялись, девчатам-экономистам две коробки конфет купил на всякий случай, и цифры другие появились, они как будто нежнее стали. Вот она, логика!
Подумал так Дунаев, и противно стало на душе, закололо в груди от боли.
День разгорелся по-весеннему, и даже ветерок угомонился, стал ласковее. Вот что значит весна! Утром ещё зима вовсю свои порядки диктовала, а сейчас играет солнце. Нетронутый снег на полях пористым стал, посинел, шуршит, оседая, как песок. Около деревьев чёрные круги образовались – первый признак, что скоро искромсает солнце снеговое одеяло и нагрянет весенняя круговерть, заискрится ручейками.
Автобусная станция в Осиновом Кусту в самом центре села, там, где районные организации расположились, а колхозная контора как раз на окраине, особняком стоит в конце слободы. Туда и направился Бобров по узким сельским улочкам, мимо густо, как бусинки, насаженных домиков.
Такая уж особенность есть в его родном селе – дома прижались друг к другу, как воробьи на проталинке, и только его дом стоит там, где чуть попросторнее. На усадьбе сохранился старый сад, шершавые яблони лениво разводят рогатые засохшие ветки. Поравнялся с родным домом Бобров и почувствовал тонкий запах вишен, как в детстве. Вот так и было всегда: когда начинало пригревать солнце, этот неповторимый запах волновал душу.
Похож на мертвеца дом с забитыми окнами. Потрескались брёвна, обуглились, шиферная крыша почернела, сморщилась от старости, стены осели. Наверное, и домам не хватает человеческой заботы и теплоты.
Евгений Иванович постоял у крыльца, потом направился в сад. Сугробы набило на зиму высокие, волнистые, и снег, тронутый теплом, под тяжестью начал проваливаться. Скоро ботинки промокли, от холодной влаги пальцы сводить начало, но Евгений Иванович до первой яблони всё-таки добрался, о шершавый ствол опёрся, точно обнял. Самая любимая эта яблоня была, анисовая. Здесь душным августом любила отдыхать Софья Ивановна на дышащей спелым хлебом соломе. Солому ту всегда Женя привозил с поля прямо от комбайнов в мешках, и мать набивала ей матрацы.
Господи, как давно это было! Уже много лет нет матери в живых, а в глазах стоит эта золотистая, духовитая, прокалённая летним зноем солома, и в саду угадывается запах спелых анисовых яблок, неповторимый по аромату, как чай на душистых травах.
Евгений Иванович почувствовал, как тугой комок сдавил горло от воспоминаний, с силой оттолкнулся от яблони, глубоко проваливаясь в снег, побрёл к дороге. Испугался ли опять этих воспоминаний? Ведь он и в Осиновый Куст после института только поэтому не поехал. Думал, что с тоской по своим родным не справится. Может быть, и к лучшему, что жил он эти годы вдалеке от дома, дал ранам зарубцеваться.
Его мать, Софья Ивановна, прожила в Осиновом Кусту всю жизнь, учительствовала в средней школе, и, когда умерла, на похороны всё село пришло. Так, наверное, всегда бывает, когда умирает хороший человек, а Софью Ивановну любили не только ребятишки, но и взрослые, которые, впрочем, раньше тоже учились у неё.