Кузьмин появился в кабинете к вечеру, немного взмокший то ли от быстрой ходьбы, то ли от испуга, и настороженно уставился на Дубикова. Следователь подождал, пока Кузьмин опустится на стул, пригладит мокрые волосы на темени, смахнёт ладонью испарину с лысины – одним словом, дал ему возможность прийти в себя, и только потом сказал:
– Ну вот, Михаил Степанович, ещё раз пришлось встретиться. Не ожидали?
Кузьмин ничего не ответил, казалось, он думал сейчас вообще о другом, безразлично разглядывая свои руки с толстыми узловатыми пальцами. А может, этим своим безразличием завхоз говорил: мол, напрасно, следователь, маешься – не скажу я тебе ничего, и не старайся.
Николай Сергеевич вынул из стола увесистые папки, начал спокойно, будто себе рассказывать о том, как начинались махинации Кузьмина на мелькрупкомбинате, о сговоре с главным бухгалтером Зинаидой Васильевной, о связях с комиссионным магазином и видел, как наливается малиновым соком Кузьмин, смотрит искоса, потеет. От его первоначального наигранного равнодушия скоро не осталось и следа.
Уловив это, Дубиков внезапно замолчал, а Михаил Степанович заворочался на стуле, что-то буркнул себе под нос, а потом вдруг заговорил быстро, яростно, с каким-то звериным рыком.
Он говорил, что, конечно, товарищу следователю хорошо сидеть здесь, в тёплом спокойном кабинете, легко и просто вести разговоры, а он, Кузьмин, всё время как чёрт на толчее. Запчастей как не было, так и нет, каждая железка денег стоит. Вот и заставляет нужда «химичить».
– Позвольте, – перебил Дубиков, – но ведь за те деньги, о которых идёт речь, ни одной запчасти не куплено, счетов в конторе нет.
– Да кто ж их даст, счета? – засмеялся Кузьмин. – Разве что дурак накинет петлю на себя.
– Но ведь запчасти можно оприходовать в колхозной кладовой, наконец, выдать под расписку водителям. Я проверял в колхозе документы – ничего нет.
– Из-за малограмотности моей… – Кузьмин вытер рукавом мокрый лоб, сморщился, закашлялся.
Дубиков усмехнулся.
– Что-то наговариваете на себя, Михаил Степанович. Когда донос на своего тракториста в МГБ писали, и малограмотность была не помеха!
– Вон вы куда! – удивлённо выдохнул Кузьмин, но тут же добавил: – Значит, врага народа покрываете?
– Бросьте паясничать! – Дубикову стало противно. – Уж вы-то отлично знали, что Грошев никакой не враг народа, а честный парень. А оклеветали его только потому, что мешал химичить, как вы выражаетесь.
Наверное, всё-таки не ожидал Кузьмин такого поворота в разговоре, опешил. Выходит, основательно занимался им следователь, если даже про это разнюхал.
– Ничего вы не знаете, – проворчал он. – Вас в ту пору небось и на свете не было.
– Люди знают. – Дубиков с плохо скрытой неприязнью посмотрел на завхоза. – Ну ладно, не о том сейчас речь. Так что за машину вы собирались покупать?
– Какую машину?
– Неужели забыли? А при первой встрече вы мне сказали, что носите с собой деньги для покупки машины.
– Врал я. Не мои они, казённые…
– И часто вы, Михаил Степанович, врёте? – спросил Дубиков и заметил, как глаза завхоза потемнели, стали недобрыми, будто небо перед бурей.
– Вы меня на слове не ловите! – раздражённо крикнул Кузьмин. – Вы мне доказательства предъявите… как это, аргументы… А так самого честного человека можно запутать.
– Аргументы? – пожал плечами следователь. – Пожалуйста. – Он достал из папки показания главбуха, прочитал Кузьмину и сказал: – Вот видите, выходит, вы и её в преступление втянули…
– Да её, суку, втянешь, – скрипнул зубами Кузьмин. – Она сама любого в сети затащит.
– Но вы давали ей тысячу рублей?
– Да уж пришлось. Иначе где бы я квитанции взял?
– Значит, и на суде то же скажете?
– Как, на суде?
– А вы что думаете, мы так и расстанемся? Нет, Михаил Степанович, ошибаетесь, у меня хватит доказательств представить ваше дело обвинению…
Кузьмин замер, побледнев, вцепился руками в стул.
– Ну нет, один я не сяду… Я и ещё кое-кого за собой потяну…
– Это я тоже запишу в протокол допроса. Может, и фамилии назовёте?
– Может, и назову, только попозже…
– Смотрите, Михаил Степанович, попозже можно и опоздать.
– А ты меня не пугай, – ощерился Кузьмин. – Не пугай, гражданин следователь. Я на фронте и не такие страсти видал!