Лариса выехала за город, сквознячок ударил в распахнутые окна, успокоил её, а купание в реке рядом с мостом, казалось, совсем вернуло прежнее состояние. Ещё несколько дней она колесила на своём «Жигулёнке» по округе, побывала в соседних областных городах, ходила по кинотеатрам и музеям, потом почувствовала, что устала, и больше за руль не садилась.
Егор, заметив её охлаждение к машине, спросил:
– Ну что, автолюбитель, разонравилось? Может быть, продадим, чего ей в гараже ржаветь?
Лариса неопределённо махнула рукой: дескать, поступай как хочешь. Егор машину не продал, она, давно забытая, стоит в гараже, покрытая толстым слоем пыли. Лариса туда не заглядывает, даже боится, что снова всплывут грустные воспоминания от той поездки в Мичуринск.
…Вот и сегодня вспомнила об этом, и усталости будто добавилось, захотелось даже прилечь. Лариса пошла по мягким коврам в комнату – когда-то вожделенной мечтой её было застелить все комнаты коврами, чтоб ни единый шорох или быстрая поступь не раздражала – уже хотела забыться, успокоиться, но звук автомашины с улицы заставил подойти к окну. Егор молодцевато выскочил с первого сиденья (удивительно, почему в столь раннее время), а потом и второй, стройный, подтянутый человек отделился от машины, вошёл вслед за мужем в калитку. Что-то знакомое показалось в этом человеке, а потом Лариса замерла – по заснеженной дорожке шёл он, Женька. Господи, подумалось, неужели она своими воспоминаниями его вызвала, как дух…
Лариса шла в переднюю с трудом, чувствуя, как вспыхивают жаром щёки. В широко распахнутую дверь ввалился Егор, обдал холодным воздухом и запахом водки, с хохотком своим отступил в сторону, пропуская Женю вперёд, пробасил:
– А ну, посмотри, мать, какого я гостя привёл! Представлять не надо?
Наверное, не хотел Егор смутить её, сказал первое, что на язык подвернулось, но Ларису эти слова, как гвоздём, к месту прибили. Егор знал о её романе с Женькой, хоть и ни разу за всю их совместную жизнь не вспоминал об этом. Она с трудом подняла глаза, через силу улыбнулась. Бобров смотрел на Ларису спокойным взглядом, улыбался краешком губ, и улыбка, эта, мягкая, доверительная, подействовала на неё, как быстрое лекарство, добавила сил и уверенности. Нет, Женя почти не изменился, не постарел и не обрюзг, как Егор.
Лариса протянула гостю руку, сказала тихо:
– Не надо представлять, – и посмотрела на мужа выразительно.
– Ну и хорошо! – хохотнул Егор. – Хотя как, всё-таки надо представить… Евгений Иванович, с завтрашнего дня – наш новый агроном. Правда, только с завтрашнего, а сегодня он гость…
Бобров стянул с себя пальто, снял размокшие от снега ботинки и, наверное, не заметил удивления на лице Ларисы, вызванного этим сообщением мужа. И хорошо, и к лучшему, так быстрее её смущение развеется.
Егор подтолкнул Ларису вперёд, в комнату, опять забасил:
– Ну, мать, готовь ужин. Дружеский, как в газетах пишут. А мы тут сами управимся.
Лариса возилась на кухне, размышляла. Интересно получается! Значит, Женя теперь в их колхозе работать будет вместо Озяб Ивановича! А не специально ли Егор молчал об этом, почему раньше не сказал? Может, ей испытание приготовил? Он ведь хитрец, Егор. Ни к чему Егору ей такое испытание устраивать, любит она его одного, и он это знает. Нет у него повода сомневаться в искренности её чувств ни тогда, в студенческие годы, ни сейчас. А с Женей, что ж, как говорят, было, да прошло, так, лёгкий студенческий роман. Разве мало таких историй случается? Да и забыл наверняка обо всём этом Бобров, вон как равнодушно смотрел на неё, ни одна жилка на лице не дрогнула. И правильно, у него своя семья, сын, говорят, растёт…
Мысли эти успокоили Ларису, и показалось, усталость исчезла, даже петь захотелось. Удивилась – это раньше, по молодости, она на кухне всегда пела, а теперь вдруг тоже такое желание появилось. Вот потеха-то будет, если она сейчас запоёт. У Егора наверняка брови на лоб полезут от удивления, давно он её «вокальных упражнений», как раньше шутил, не слышал. Да и Женька рассмеётся её осевшему, скрипучему как старое дерево, голосу.