– Эх, ребята, – вздохнул он после паузы, – не умею я речи говорить. Может, лучше на ваши вопросы отвечать буду? Так интереснее дело пойдёт.
Вопросов было много. Студентов интересовало всё – и как работал Белов, и как жил, и почему до сих пор не повышается плодородие земли, а наоборот.
Николай Спиридонович говорил живо, с юмором, но на последний вопрос ответил серьёзно:
– Видимо, потому, что потеряла земля своих истинных наследников. С нас, агрономов, всегда за что спрашивали? За урожай, сев, семена – за всё, только не за плодородие. Вот и получилось, что земля-то как раз в проигрыше и оказалась.
Кто-то спросил про ордена, и Белов вздохнул:
– Эх, дорогой товарищ, если б ты знал, как тяжело носить их. Я вот дорогой рассказывал Евгению Ивановичу – на каждый наверняка выговоров по пять приходится. А перед последним едва из партии не исключили.
– За что?
– Не сразу и скажешь, за что… Я вот думаю – до тех пор, пока крестьянином помыкать будут, как безропотной конягой, до тех пор и будет стонать, звонить в колокола наша земля…
Потом говорил Бобров, и ему тоже назадавали столько вопросов, что Евгений Иванович аж вспотел, отвечая на них. А последний даже заставил вздрогнуть.
– Вас ведь тоже с работы снимали?
– Сам ушёл…
Поле встречи Николай затащил гостей к себе домой, усадил за стол. И когда выпили по рюмке, сказал от души:
– Ну, спасибо вам, друзья!
– Да за что спасибо-то? – спросил Белов.
– За поддержку, – вздохнул Артюхин. – Я давно хотел начать трубить об этом, да всё осторожничал. А вот теперь окончательно понял: надо, ох как надо будить людей от спячки и за землю, силу её драться…
Через два дня Николаю снова пришлось объясняться у декана. На этот раз Чулков уже не церемонился, пыхтел, как разогретый самовар:
– Мы ведь с вами договаривались, Николай Александрович! Никаких встреч, понимаете, никаких! А вы…
Артюхин пожал плечами:
– Да ведь вы, Иван Романович, про институт говорили, а мы в общежитии…
– Издеваетесь, товарищ Артюхин? Я запрещаю вам баламутить молодёжь, а вы…
– Я их не баламутил. Студенты сами попросили организовать встречу с практиками. Эх, Иван Романович, да посмотрели бы вы, с каким интересом они слушали! На них же будто полем, степью пахнуло. А кто выступал-то? Страдальцы за землю нашу, неужели не ясно?
– Слишком много у нас развелось страдальцев! В общем, всё, я запрещаю организовывать вам подобные встречи, понятно?
Но на этом мытарства Артюхина не закончились. В тот же день его вызвал секретарь парткома.
– Напишите объяснительную, – сказал он, – с какой целью вы встречались со студентами в общежитии.
– Как с какой целью? – Артюхин попытался улыбнуться, хотя на душе уже было муторно. – Для знакомства с практиками. Как писал поэт: теория мертва, но вечно зеленеет древо жизни. Может, я неточно процитировал, Леонид Сергеевич, но смысл, думаю, понятен. Приехали два замечательных человека, один всю жизнь проработал в поле, другой – председатель колхоза. Кстати, Леонид Сергеевич, выпускник нашего института.
– Да не о том мы с вами разговариваем! – Кухаренко картинно всплеснул руками, закачал головой. – Ну скажите на милость, кому и зачем нужна была эта встреча?
– Студентам и нужна, – вздохнул Николай.
– Послушайте! – вспыхнул Кухаренко. – Ну почему это вы выступаете от имени студентов? Кто вас уполномочил?
– Они и уполномочили. Понимаете, в журнале…
– Опять за своё! – Кухаренко зло сверкнул глазами. – «В журнале, в журнале…» Разве я спрашиваю, о чём пишут в журнале? Ведь вас предупреждали не проводить эту встречу! Зачем же вам потребовалось людей будоражить?
– Думаете, Леонид Сергеевич, подобные встречи вредны?
– Уверен! – отрубил парторг. – В общем, пишите объяснительную и делу конец. Вынесем потом наш вопрос на партийное собрание.
Николай покачал головой.
– Объяснительную писать не буду.
– Что-о? Как вас понимать? Это что за вольница такая?
– Никакой вольницы, – пожал плечами Артюхин. – Даже в уставе это не предусмотрено – коммунисту писать объяснительную. Собрание же – это не судилище, а совет единомышленников…
– Выходит, мы с вами, Артюхин, единомышленники? – ухмыльнулся Кухаренко. – Глубоко ошибаетесь! Я в подобные игры не играю, и мне нечего скрывать от партии. А объяснительную вы всё равно напишете – таков порядок.