– Ладно-ладно, – засмеялся Бобров. – Ты лучше Дарье привет передавай. Она в больнице?
– В больнице.
– Да, дела… Ну, коси…
– Кошу, – вздохнул Степан и, поплевав в ладони, снова пошёл махать косой.
Пруд в Россошном закончили к концу лета. Полтора месяца мощные бульдозеры и скреперы срывали косогор за впадиной, вдавливая в тело плотины тонны песка и глины. Для водослива Евгений Иванович добыл у мелиораторов несколько бетонных колец и лотков и объявил воскресник для их установки. Собрался, можно сказать, весь колхоз – настолько общим, нужным было дело…
И вот как-то в середине августовского дня подъехал Бобров к новому пруду. Загрубела поблекшая прибрежная трава, потемнели листья на дубах окрестного леска, застойная, до испарины, духота давила грудь. Но такая живительная свежесть шла от стеклянной глади пруда, раскинувшегося на месте старой балки, что не выдержал Евгений Иванович, бултыхнулся в воду. Обжигающий холод на мгновение сковал тело так, что, казалось, замерла душа, но тут же бодрящим жаром вспыхнула кожа, и Бобров поплыл легко и свободно, высоко выбрасывая руки.
Потом он растёрся рубашкой и снова сел за руль. А вечером, возвращаясь домой, почти у самой деревни догнал одинокую путницу с бидончиком и сразу узнал – Митревна!
Взвизгнули тормоза, старушка отпрянула в сторону.
– Свят-свят!..
– Садись, Митревна, подвезу!
Старуха приблизилась к машине, оголила в улыбке беззубые дёсны:
– Никак признал? Ну спасибо, хоть я уже и дошла почти. Ты, милый, тогда вон там, у околицы остановись. К подружке своей забегу – нас-то, верующих, всего двое осталось… – Митревна, лукаво сощурясь, вдруг спросила: – А тогда, помнишь, неужто испугался?
– Чего испугался? – непонимающе уставился на бабку Евгений Иванович.
– Да не меня, конечно, а святой водицы. Родник-то наш быстрёхонько забили, а?..
И словно второй раз за день оказался Бобров в студёной прудовой воде. «Так тебе и надо, так тебе!» – ярился он на себя и не знал, что ответить.
– А пруд твой хорош, ничего не скажешь. И люди довольны, и земле хорошо, – улыбнулась Митревна.
У околицы Бобров остановил машину, вышел и, бережно поддерживая Митревну под локоток, принял от неё бидончик, помог спуститься на землю.
– Спасибо, Митревна, за урок. Счастливо тебе…
Глава шестнадцатая
Как в воду глядел Степан – недели через две позвонили Боброву из райкома и предупредили: сегодня приедет инструктор обкома проверять жалобу. Хотя Евгений Иванович внутренне вроде и был готов к этому, но всё равно защемило вдруг сердце и гадко-гадко сделалось на душе. А когда пришёл домой обедать, Лариса прямо с порога тревожно спросила:
– Ты не заболел, Женя?
– С чего ты взяла?
– Вижу…
Пришлось рассказать Ларисе о звонке, и она рассмеялась.
– Ну и чего переживать? Ты что, преступник? Наверняка обычная анонимка. Одним словом, не волнуйся.
– Я и не волнуюсь, – вздохнул Бобров, но легче на душе не стало.
Инструктор парткомиссии обкома Борис Иванович Дудкин появился в конторе во второй половине дня. Он был одет в солидный чёрный костюм и лакированные ботинки, немного старомодные, но зато блестящие, как зеркало. Об этом костюме Бориса Ивановича в обкоме ходил анекдот, что если на бюро Дудкин появлялся в нём, значит, у того, о ком будет докладывать, дела – табак, и если уж не исключат из партии, то с работы вытурят наверняка.
Дудкин вошёл в кабинет бесшумно, будто на цыпочках, поздоровавшись, присел на стул и, заглянув в глаза Боброву, мягко проговорил:
– Несколько вопросиков имею, Евгений Иванович.
«Да сгинь ты, нечистая сила, со своими вопросами!» – уныло подумал Бобров, но тут же спохватился:
– Да-да, пожалуйста.
– Один из них не совсем приятный – про, скажем так, забастовку в профилактории.
– А разве там была забастовка?
– Ну, вы шутник, Евгений Иванович! А как же в таком случае понимать, что люди неделю на работу не выходили, зарплату не получали?
– Значит, просто недисциплинированность проявили… – Бобров вдруг почувствовал, как учащённо забилось сердце, и, волнуясь, проговорил: – Вот если бы вы на работу не пришли, это что, значит, вы забастовку объявили секретарю обкома? Злые огоньки сверкнули в глазах Дудкина.
– Я о конкретном случае спрашиваю, товарищ Бобров! Нам написали письмо несколько колхозников, – жаль, правда, они не подписались, – что вы, не считаясь с мнением работниц пансионата, пытались отправить их на полевые работы, а потом и совсем пансионат закрыли.