Но Сашка Грошев опередил его. Он бросил на пробивающуюся траву карбюратор, на ходу вытирая ветошью руки, подскочил к председательше:
– Тётя Христя, – крикнул он, хоть сзади ему показывали кулаки трактористы, а Кузьмин наступал с грозным видом, – не надо нам масла сливочного… Дурачат вас.
Христя поводья отпустила, на Сашку удивлённо посмотрела:
– Это как, Саш, дурачат?
– Не годится такое масло в трактора!
– Ах, так, – Христя сверкнула бешено глазами, круто развернулась, побежала к лошади. Лихо, по-мужски забросив правую ногу, она через секунду оказалась в седле, выхватила плеть.
Быстрее всех оценил ситуацию Кузьмин. С неизвестно откуда появившейся прытью он прыгнул в свою бричку, ударил лошадь вожжами, и та затарахтела, удаляясь от табора. Вслед за ним, пригнувшись к шее лошади, как заправский кавалерист, неслась Христя, размахивая плёткой.
Опешившие, наблюдали трактористы за этой скачкой и, когда Христя догнала бричку, горестно вздохнули: всё, пропал Кузьмин! Христя и в самом деле раза два удачно достала плёткой Мишку, и тот завыл протяжно, как волк на рождество, а потом юркнул с повозки в посадку.
На коне в густой посадке Кузьмина не догнать, да и остыла, наверное, Христя, дала себе окорот. Иначе могла бы и до смерти засечь этого беспутного человека.
Христя развернула коня, неторопливо поехала назад к притихшим трактористам. Не сходя с лошади, спросила:
– И вы с ним заодно, да?
Молчали, потупившись, мужики. Видимо, стало стыдно им перед этой много повидавшей бесхитростной женщиной, стыдно перед теми, кого они оголодили. Ребята жались поближе к тракторам – вдруг эта крутая баба и по их спинам плетью пройдётся, от неё всё можно ждать.
Но Христя больше плеть в ход не пустила, наоборот, вдруг заголосила по-бабьи, протяжно, как над покойником:
– Да что ж вы, ироды, над нами, горемышными, измываетесь, да что ж вы, проклятые, делаете…
Голосила она долго, а потом повернула лошадь, и та понуро поплелась в сторону деревни.
Через неделю эта история имела неожиданное продолжение. В тот день у Сашки поплавился двигатель. Проклиная в душе всё и вся, Грошев лежал под трактором, снимал поддон картера. Тяжёлая это и грязная работа. Весь мазут на тебя, если неосторожно снимать. Но опыт у Сашки был, и он снял поддон быстро и даже запел частушку:
Дерзкую эту частушку услышал тихо подошедший Кузьмин. Он схватился за торчащий из-под трактора сапог, вытащил Сашку, поставил на ноги:
– А ну повтори, что ты пел, Грошев? – закричал Мишка. Сашка испуганно заморгал глазами, пытаясь оттолкнуть Кузьмина, который вцепился в рубаху, но Мишка стоял, как бык, наклонив вперёд голову.
– Повтори, что пел, сволочь, – хрипел Кузьмин. Молчал Сашка, только противный, липкий пот заструился по спине. Знал он, что за эту частушку, доложи Кузьмин в МГБ, его по голове не погладят. Над словами самого товарища Сталина издевается, поросёнок немытый…
Об этом и кричал Кузьмин, и от стана бежали удивлённые трактористы. Они с трудом расцепили Мишкины пальцы, точно впившиеся в тело Сашки, пытались оттолкнуть Кузьмина в сторону. Тот в три прыжка подскочил к поддону, сунул руку в мутное масло, а потом опять завопил противно:
– Ребята, у него в поддоне песок! Он саботажник, сволочь!
И Кузьмин побежал к своей «коломбине». Напрасно трактористы пытались остановить Мишку, просили образумиться, не спеша разобраться. Тот прыгнул в кабину цепко, по-кошачьи, и, уже трогаясь, крикнул:
– Я ему устрою кузькину мать!
Сашку арестовали вечером, когда он пришёл домой, Степанида ещё не успела и ужин собрать проголодавшемуся за день сыну. Из подкатившей двуколки выскочили двое рослых работников МГБ, без стука вошли в дом. У Степаниды от страха выпала из рук сковородка с дымящейся картошкой, по комнате растёкся аппетитный запах топлёного масла, и один из эмгебистов, перешагнув через картошку, потребовал:
– Пойдём с нами, Грошев!
Сашка молча поднялся из-за стола, так же молча поцеловал мать и, уже направляясь к выходу, успел сдёрнуть с крючка промасленную фуфайку.
– Ты не волнуйся, мама! – крикнул он из сеней. – Я скоро вернусь.
Больше Степанида своего сына не видела. Она выскочила вслед за ним на улицу, но двуколка уже катила в сторону райцентра. Степанида побежала к Бобровым, ворвалась во двор зарёванная, перепачканная сажей, с растрёпанными волосами.