— Это — твой? — спросил он Надю, беря снимок. — Ты делала операцию?
Вопрос был нелепый, и она не ответила.
Жогин, как он делал это и прежде, рассматривал снимки не торопясь, брал то один, то другой, искал самый ранний и самый поздний, сравнивал. У него был свой почерк даже в работе с рентгеновскими снимками. Надя знала, что в это время рождался замысел операции. Но сейчас ей не хотелось, чтобы он взялся за нее, зная заранее, что он не может не взяться, если в нем осталось что-то прежнее, жогинское.
— Я так и думал, — еще не дождавшись его решения, сказал Буданков. — Забирайте снимки. Больного вызовите. О сроках договоритесь. Ну, желаю удачи!
Непривычно для Нади Жогин склонил голову, повернулся и вышел, прямой, высокий, худой. Надя встала. Поблагодарила академика, тоже хотела выйти, но Буданков остановил ее движением руки.
— Иван Жогин… Мой студент. Помню, — заговорил он вдруг помолодевшим голосом. — Упорство редчайшее. Чудовищная смелость… — Академик замолчал, голубые глаза его поблекли, загрустили. — Не повезло Ивану. Хотя почему? Жив, работоспособен, написал книгу. Зачли ему войну у французов, и остальное простили власти. Но в чем-то не тот Иван Жогин… Не тот! Или вину свою все же чувствует?
Надя, замерев, ждала, что еще скажет академик, но он молчал. Ей и самой хотелось узнать, в чем Жогин не тот, почему она не может относиться к нему по-прежнему. И вот представился случай услышать со стороны, но она упустила его. А если рассказать об их отношениях?
Время академика было строго расписано: в его кабинет уже входили трое врачей.
Через месяц примерно Жогин позвонил Наде.
— Сможешь ли присутствовать на операции, Малышка? — спросил он.
Ее теперь коробило это слово — Малышка. Ведь прошлого не вернуть! Суровые раздумья не помогли ей найти того, прежнего, Жогина. А этот был не ее Жогин, другой.
— Я буду, — пообещала она. И строго, как всегда, не попросила, а как бы приказала: — Не зови меня больше так. Это не отражает наших отношений.
— Ты права… — ответил он глухим голосом.
Утром она доехала до института. Ей хотелось и не хотелось встретиться с ним. Непонятно, почему она раздумывает? Присутствовать на его операции — уже одно это должно было бы привлечь ее, но что-то все время сопротивлялось в ней.
Институт размещался на тихой улице, она не запомнила ее названия.
— Я к Жогину, — сказала она и назвала свою фамилию.
— Вас ждут. Вот халат. Пройдите на второй этаж. Вам покажут.
Жогин был оживлен. Она объяснила его волнение предстоящей сложной операцией, но он, будто желая рассеять ее заблуждения, сказал, не оставляя другого мнения:
— И вот мы снова вместе. Как начинали, помнишь? Тот поезд? И вагон, который опрокинуло взрывом…
Она ответила не сразу, рассматривая знакомые рентгеновские снимки.
— Нет, Жогин, теперь все по-другому, я уже тебе говорила. Твоя странная настойчивость лишает тебя интеллигентности. — Помолчала. — Ты уверен, что надо идти в мозг?
Он взглянул на нее, как бы не узнавая:
— Ты считаешь бесполезным?
— Бесполезными не бывают даже ошибки. Но тут! Так глубоко осколок. И как ты до него дойдешь?
— Но разве мы однажды не решили не признавать, что такое поздно?
— Да, — сказала она, — я согласна.
Он был уже во власти операции, которая неизбежна, отложить или не сделать ее он не может, хотя и не знает, чем она кончится.
А Надя читала заключение, написанное мелким торопливым почерком Жогина… Да. Осколок у перекрещивания зрительных нервов и внутренних сонных артерий.
— Он ослеп? — спросила она.
— Что? Почти. Чем дальше, тем будет хуже. Давление на сонные артерии и нарушение питания мозга.
— Расскажи о плане операции.
Жогин подошел к рентгеновским снимкам, показал.
Перед операцией Жогин представил ее своим ассистентам. Начинали войну вместе в сорок первом на юге. И все!..
Большая, светлая операционная, все блестит никелем, Некстати вспомнились Наде Дарья Долгушина, первая операция в Теплых Двориках, последний раскипяченный Лизкой шприц. А тут все такое, чего ей в своих Двориках сроду не дождаться.
«Не отвлекайся!» — остановила она себя.
Ертюхов лежал на столе и улыбался невидящими главами. Голая голова его выглядела как рисунок в давних книгах об ирокезах. Странно, что люди редко предчувствуют, что их ждет. Или этому парню уж все равно? Бывает такое психическое состояние, когда все равно…